Александр Шубин - Социализм. «Золотой век» теории

Вслед за Прудоном в своей поздней работе «Этика» Кропоткин признает, что для достижения справедливости «необходимо высокое развитие идеалов и чувства солидарности со всеми, а это достигается только путем долгой индивидуальной и социальной эволюции» [957].

В конце жизни Кропоткин (как и Бакунин) пришел к выводу о необходимости разработки анархической этики, которая на деле является не выявлением «подлинного» нравственного чувства (здесь Кропоткин, похоже, выдает желаемое за действительное), а моральных принципов анархического авангарда. Отринув этику традиционных религий, авторы социальных доктрин в конечном итоге не могут обойтись без этической основы своих учений. Этические поиски Кропоткина привели все к тому же «золотому правилу нравственности», известному еще до Христа и признаваемому христианством: «Поступай с другими так, как бы ты хотел, чтобы в тех же условиях другие поступали с тобой» [958].

Распространение альтруистической этики, нравственных ценностей свободы и солидарности рассматривается Кропоткиным как предпосылка революции. Д.И. Рублев считает, что в этом Кропоткин «пошел дальше своего великого предшественника» Бакунина [959]. Но Бакунин понимал, что нравственность зависит от общественных отношений, и упования на нравственную проповедь наивны, пока не меняются социальные структуры. В этом отношении Кропоткин делает шаг назад от научного социализма к морализму утопистов XVIII века. Но может быть научный социализм потерял от своего строго социального прагматизма?

Проблема соотношения этики и социальных (в том числе – экономических) структур может быть решена с позиций взаимного детерминирования. Социальные структуры во многом зависят от нравственной традиции и этических представлений, но и нравственность исторически формируется социальными структурами. Кропоткин прав в том, что этот фактор нельзя игнорировать, но и Бакунин прав в том, что сама по себе нравственная проповедь даст ограниченные результаты – классовое общество легко изолирует чудаковатых альтруистов. Носителями этики будущего должны быть деловые самоотверженные революционеры. Христианская моральная проповедь не сделала массы христиан альтруистами. Но и создание нового общества невозможно без нравственных сдвигов. Эти два процесса не должны отрываться друг от друга. Отсюда необходимость постепенного формирования новых отношений в тесной связи с распространением альтруистической морали – первоначально в рамках освободительного движения и локальных социалистических (коммунистических) экспериментов.Бакунин был поборником нравственного воспитания революционеров, Кропоткин как революционер формировался в альтруистичной среде Большого общества пропаганды. Анархистская среда, революционный авангард должен быть носителем высоких нравственных идеалов – в этом поздний Бакунин и поздний Кропоткин вполне согласны.

Прежде чем совершится анархическая революция, очаги альтруизма должны возникнуть и укрепиться в обществе. Анархия возникает сначала не как всеобъемлющая структура общества, а как субкультура, образ действия части людей: «Анархия — не утопия на будущие времена, а одухотворяющий принцип для действий во всякое время: сегодня, также как и завтра» [960]. Здесь Кропоткин сближается с анархо-коммунистом Тэккером и идет дальше – принципы организации анархических очагов и субкультур у Кропоткина более конкретны и гуманистичны. Его утопия, которая была наивной применительно к обществу в целом, более адекватна небольшим коммунам и сообществам. В небольшую коммуну объединяются люди определенных убеждений, из нее можно изгнать «лентяя», который «не дорос» до альтруизма. В это новое общество не нужно принимать всех, как после революции. Начав с радикального проекта скорейшего всеобщего разрушения государственности и рыночной экономики, Кропоткин затем перешел к стратегии долгого пути к анархии и коммунизму.

Комментируя Прудона, который в свою очередь сослался на Моисееву фразу "разрушая, мы будем создавать", Кропоткин писал: "Теперь, когда мы знаем из опыта, как трудно бывает "создавать", заранее не обдумавши весьма тщательно на основании изучения общественной жизни, что и как мы хотим создать – приходится отказаться от изречения предполагаемого творца и хозяина природы, и сказать – "создавая, разрушу!"" [961]Как не вспомнить Бакунина: «Дух разрушающий есть в то же время дух созидающий».

Кропоткин не оригинален в своих предложениях переходных форм к коммунизму. Он поддерживает синдикализм, предлагая дополнить отраслевую структуру также территориальной самоорганизацией и коммунами-поселениями. Теперь (в 1913 г.) он положительно оценивает и прудонистские идеи коллективного владения и сети производственных и потребительских организаций: «рабочие профессиональные организации, владеющие средствами производства, – вместе с общинами, организовавшими потребление, заступающими государство, – это идея Прудона, которая легла в основу Интернационала» [962].

Среди анархо-коммунистических авторов нового поколения также шел поиск моста между анархическим идеалом и реальными возможностями общества, даже освобожденного от господства олигархии. Анархо-синдикалист М. Раевский в 1915-1916 гг. высказал идею о необходимости «переходного периода» после революции на пути к анархо-коммунизму [963]. Эта идея, уже выдвинутая Лавровым, получила в анархизме второе рождение.

Таким образом, в начале ХХ века наивный радикализм анархо-коммунистической теории успешно преодолевался. Однако этого не заметили ни массы молодых анархо-коммунистов того времени, ни даже некоторые современные исследователи. Так, В.П. Сапон считает, что и в 1917-1919 гг. Кропоткин «хранил непоколебимую веру в скорую победу безгосударственного коммунизма» [964]. Якобы только в 1920 г. под давлением неумолимого практического опыта Кропоткин согласился с необходимостью существования федеративного государства. В действительности Кропоткин в начале ХХ века уже не был так наивен, как кажется марксистам, корректировка взглядов теоретика анархо-коммунизма произошла ранее.

Уже на Государственном совещании в августе 1917 г. Кропоткин выступал за Учредительное собрание и федеративную республику – явно переходное состояние, отличное от анархии [965]. В 1917-1918 гг. Кропоткин был лидером Лиги федералистов (а не анархистов). Такие эволюционные и "государственнические" идеи вызвали недоумение со стороны его радикальных поклонников. Вспоминая о своей реакции на само участие Кропоткина в Государственном совещании, Н. Махно писал: "он из бывшего учителя революционной анархии превратился в сентиментального старца, ищущего спокойствия и сил для последнего применения своих знаний в жизни" [966]. Радикальный анархо-коммунизм, проповедовавшийся Кропоткиным в 80-90-е гг., продолжал господствовать в анархистской среде в первой трети ХХ века. При этом, как только анархисты приступали к преобразованиям – в ходе Российской революции (Махновское движение) и гражданской войны в Испании (Каталония, Арагон), им приходилось отходить от анархо-коммунистического радикализма к федерализму с элементами рыночного социализма. Таким образом, теоретический поиск Кропоткина шел в том же направлении, в котором затем будет развиваться и практика.