Александр Шубин - Социализм. «Золотой век» теории

В последней трети столетия произошла своеобразная «рокировка»: марксизм проникал в Россию, а народники оказывали решающее воздействие на развитие западного анархизма.

Если марксисты использовали затишье социальных бурь для воспитания кадров пропагандистов своего учения, то пропаганда анархизма развивалась стихийно. Бакунину не удалось создать своей школы. Работая с молодежью, он увлекся радикальной формой, что привело к непониманию последователями его программы-минимум. Часть бакунистов, занявшись выработкой программы-минимум в условиях упадка революционного движения, отступила к марксизму, более приспособленному для индустриального общества. Часть стала искать выход в структурах самого рабочего класса и обратилась к синдикалистской идее. Часть осталась верна максимализму, надеясь на революцию, которая немедленно установит анархический строй, основанный на альтруизме и солидарности.

Направление дальнейшего развития анархистской идеологии зависело не только от объективных обстоятельств, но и от фигур ведущих теоретиков, которые возьмутся за разработку теории после Бакунина. Нишу ведущего теоретика анархизма в конце 70-х гг. занял Петр Алексеевич Кропоткин(1842-1921).

По уровню своей общей культуры, жизненному опыту и авторитету революционера Кропоткин превосходил других лидеров анархистского движения после смерти Бакунина. «Структура момента» сложилась так, что движение не имело другого идеолога такого же калибра. От идейного выбора Кропоткина зависело направление дальнейшего развития анархистской идеи. Несмотря на то, что Кропоткин прямо не возражал Бакунину, он радикально пересмотрел его конструктивную программу. Как писал ветеран и историк анархистского движения М. Неттлау, в 1880 г. под влиянием Кропоткина произошел идеологический переворот против «коллективистического анархизма, который в течение 13 лет был гордостью анархистов» [936]. Кропоткин заменил коллективизм коммунизмом.Наследие Бакунина после этого сохранилось в радикализме, антиэтатизме и антипартийности.

Популярность Кропоткина в анархистских кругах конца XIX в. объясняется не только его личными качествами, но также радикализмом его программы, импонировавшим как анархистской молодежи, так и части рабочих масс, вчерашних крестьян, которые оказались в тяжелейших социальных условиях. Уровень развития капиталистических отношений не позволял обеспечить стабильные условия существования рабочих, капитализм еще не получил прививку «социального государства».

Еще во времена Большого общества пропаганды Кропоткин унаследовал от Бакунина основные конструктивные идеи освободительного социализма и анархизма. Но в дальнейшей разработке этих идей в конце XIX века Кропоткин руководствовался прежде всего своими знаниями в области «естественных» наук, распространяя их выводы на человеческое общество. Лишь в самом конце века он предпринял самостоятельные исследования социально-экономических проблем, что дало весьма продуктивный результат и привело к корректировке его взглядов.

Кропоткин своей разносторонностью и достижениями в различных областях науки напоминает титана возрождения. Но попытка применить абсолютизированные закономерности разных наук к человеческому обществу сыграли с видным географом злую шутку: обнаружив в живой природе примеры альтруизма и взаимопомощи, Кропоткин принял за аксиому, что человек – по природе своей альтруист. Увы, образ человека-альтруиставесьма далек от реального многообразия человеческой натуры.

Как и все анархистские теоретики, Кропоткин отрицает начала современного ему общества как в экономической, так и в политической сфере. В этом обществе "все было захвачено в свою пользу небольшой горстью людей в течение той долгой истории, составившейся из грабежей, переселений, войн, невежества и насилий, которую человечество пережило с тех пор, как стало учиться побеждать силы природы" [937]. Сделав такую экологическую заявку на объяснение причин социального господства, Кропоткин не развивает ее, а движется по пути наименьшего сопротивления – уже известной критики государства и товарно-денежных отношений. Господство олигархии, опирающейся на силу государства и капитала, по мнению Кропоткина крайне неэффективно: "они мешают рабочему производить то, что нужно всем, и заставляют производить не то, что нужно другим, а то, что дает наибольший барыш хозяину" [938]. Автор опускает важное обстоятельство: чтобы товар принес "барыш хозяину", он все же должен быть "нужен другим".

Отрицая рыночные отношения в их частнособственническом варианте, Кропоткин выступает против них и в случае коллективной собственности на средства производства. Рыночные отношения не устраивают его в принципе: "С того дня, когда люди начали менять услуги, оказываемые обществу, платя за них деньгами или какой-либо другой формой заработной платы,... – с этого дня вся история капиталистического общества была (при содействии государства) написана заранее" [939].

Кропоткин, как и Маркс, считает, что эксплуататорская система возродится, если рыночные принципы будут сохранены после революции. Называя "коллективистами" государственных социалистов, Кропоткин под видом критики их построений приводит аргументы против экономических методов стимулирования к труду вообще. Таким образом, он косвенно критикует и Бакунина. Кропоткин пишет: ""Каждому – по его делам!"- говорят они. Но человеческое общество не могло бы просуществовать и двух поколений подряд, если бы каждый не давал иногда другим гораздо больше, чем он надеется получить от них в виде денег или рабочих чеков" [940]. Но ни государственные социалисты, ни бакунисты не предлагали распространить принцип оплаты по труду на все жизненные ситуации. Попытка Кропоткина довести идею до абсурда ничего не доказывает.

Зато сам Кропоткин выступает как максималист и требует «осуществить коммунизм» на следующий день после победы революции: "как только революция сломит силу, поддерживающую современный порядок, нашею первою обязанностью будет немедленное осуществление коммунизма" [941].

Кропоткин выступает за немедленную экспроприацию хозяйства у экономической олигархии, за "возврат обществу того, что ему принадлежит по праву" [942]. Все хозяйство переходит в распоряжение всего общества, которое тут же организует производство "уже не ради барышей кому бы то ни было, а для того, чтобы обеспечить жизнь и дальнейшее развитие всего общества" [943]. Так возникает опасная тема «общества», которое действует как целое от имени своих членов. Но общество никогда не едино, тем более – на следующий день после революции. Кто же распоряжается ресурсами общества от его имени? Это – та же проблема, которую поставил Бакунин перед Марксом: кто будет действовать от имени рабочих после установления «диктатуры пролетариата»? Ответ Кропоткина поражает своей бесхитростностью: от имени общества будут действовать все.