Валерий Демин - Уральская Гиперборея

Как бы сие ни показалось странным, но данный эпизод схематически совпадает с сюжетом бажовского сказа «Две ящерки», где также два пресмыкающихся-оборотня заманивают в Подземное царство героя по имени Андрюха и по прозвищу Соленый (его высекли за строптивость, а раны посыпали солью):

«Те две ящерки тут же бегают. Одна ткнула головенкой в том же месте, какое Андрюха сперва задевал, камень и качнулся. По всей стороне щель прошла. Ящерка туда юркнула, и щели не стало. Другая ящерка пробежала до конца камня да тут и притаилась, сторожит будто, а сама на Андрюху поглядывает:

— Тут, дескать, выйдет. Некуда больше.

Подождал маленько Андрюха, — опять по низу камня чутешная щелка прошла, потом раздаваться стала. В другом-то конце из-под камня ящерка головенку высунула, оглядывается, где та — другая-то, а та прижалась, не шевелится. Выскочила ящерка, другая, и скок ей на хребетик — поймала, дескать! — и глазенками блестит, радуется. Потом обе убежали. Только их и видели. Как показали Андрюхе, в котором месте заходить, в котором выходить.

Оглядел еще раз камень. Целехонек он, даже званья нет, чтоб где тут трещинка была.

“Ну-ко, — думает, — попытаю еще раз”.

Уперся опять в том же месте в камень, он и повалился на Андрюху. Только Андрюха на это безо внимания — вниз глядит. Там лестница открылась, и хорошо, слышь-ко, улаженная, как вот в новом барском доме. Ступил Андрюха на первую ступеньку, а обе ящерки шмыг вперед, как дорогу показывают. Спустился еще ступеньки на две, а сам всё за камень держится, думает:

“Отпущусь — закроет меня. Как тогда в потемках-то?”

Стоит, и обе ящерки остановились, на него смотрят, будто ждут. Тут Андрюха и смекнул:

“Видно, Хозяйка горы смелость мою пытает. Это, говорят, у ней первое дело”.

Ну, тут он и решился. Смело пошел, и как голова ниже щели пришлась, опустился рукой от камня. Закрылся камень, а внизу как солнышко взошло — всё до капельки видно стало.

Глядит Андрюха, а перед ним двери створные каменные, все узорами изукрашенные, а вправо-то однополотная дверочка. Ящерки к ней подошли — в это, дескать, место. Андрюха отворил дверку, а там — баня. Честь-честью устроена, только всё каменное. Полок там, колода, ковшик и протча. Один веничек березовый. И жарко страсть — уши береги. Андрюха обрадовался. Хотел первым делом ремки свои выжарить над каменкой. Только снял их — они куда-то и пропали, как не было. Оглянулся, а по лавкам рубахи новые разложены и одежи на спицах сколь хошь навешено. Всякая одежа: барская, купецкая, рабочая. Тут Андрюха и думать не стал, залез на полок и отвел душеньку — весь веник измочалил. Выпарился лучше нельзя, сел — отдышался. Оделся потом по-рабочему, как ему привычно. Вышел из баньки, а ящерки его у большой двери ждут.

Отворил он — что такое? Палата перед ним, каких он и во сне не видал. Стены-то все каменным узором изукрашены, а посередке стол. Всякой еды и питья на нем наставлено. Ну, Андрюха уж давно проголодался. Раздумывать не стал, за стол сел. Еда обыкновенная, питье не разберешь. На то походит, какое он из туесочка-то пил. Сильное питье, а не хмелит». {71} 71 Бажов П. П. Сочинения. Т. 1. М., 1986. С. 144–145.

Безусловно, бажовский миф изобилует подробностями, коих нет в тибетском житии Нагарджуны. Но по существу сходства больше, нежели различий. Две змееподобные твари — ящерки, Подземный дворец и полное изобилие — чем не райская жизнь? Властвует вот только здесь женщина — Хозяйка Медной горы. Она под конец и является Андрюхе Соленому. И дорогу ему к свету белому указывает. И одно непременное условие выдвигает — чтобы назад не оглядывался. Помнится точно такое же требование выставил Орфею Аид (Гадес).

Как видим, сакральное перевоплощение и перерождение, закрепившиеся в ведийском и буддийском культах, явственно и недвусмысленно прослеживается в мировом фольклоре — особенно в волшебных сказках и эпических сказаниях. При этом сюжеты подчас имеют поразительное сходство и бытуют у народов, географически разделенных колоссальными расстояниями и труднопреодолимыми маршрутами. Тем не менее повсюду обнаруживаются одни и те же сюжеты. За примерами далеко ходить не надо. Каждому русскому читателю хорошо известна сказка про Царевну-лягушку, пересказывать которую нет никакой надобности. Но ведь аналогичный сюжет встречается и в других регионах земли, у народов на первый взгляд совершенно не связанных культурной и тем более языковой общностью. Так, в бирманской сказке (страна в Юго-Восточной Азии Бирма в настоящее время называется Мьянма) «Принцесса-лягушка» сюжет практически (хотя и схематично) тот же самый, что и в русской сказке: царский сын женится на лягушке, оборачивающейся прекрасной девушкой, и однажды сжигает в огне ее кожу {72} 72 См.: Сказки народов Азии. М., 1988. С. 444–448. . Точно так же и в тибетской сказке о Царевиче-лягушке; вариант — о Царевиче-змее {73} 73 См., напр.: Волшебное сокровище: Сказки и легенды Тибета. Новосибирск, 1997. С. 45–55. или просто прекрасном юноше в образе змея в одной из вьетнамских сказок {74} 74 См.: Сказки народов Вьетнама. М., 1970. С. 305–311. или юноше-уже из поэтической литовской сказки «Эгле — королева ужей». Разница только в половой принадлежности главного героя, что объясняется более древними (матриархальными) корнями русской и бирманской сказок и более поздними (патриархальными) — тибетской, вьетнамской, литовской. А так — почти всё «один к одному»: и лягушачья (змеиная) кожа, которую сжигают, и демонстрация чудесных способностей, и завистливые сестры, и т. д, и т. п. Но и это еще не все. Похожую сказку можно услышать и на Фиджи — одном из островов Океании. Здесь действует всё тот же змей, который тайком сбрасывает с себя заколдованную кожу и превращается в прекрасного юношу — сына вождя (по-нашему — в принца или царевича), а его жена бросает волшебную шкуру в огонь {75} 75 См.: Сказки и мифы Океании. М., 1970. С. 199–200. . (Не стану повторяться о том, что действуют в русской, бирманской, тибетской и фиджийской сказках типичные бажовские герои.)

Аналогичный сказочный сюжет бытует и у приамурских нанайцев. В одном из вариантов муж с женой, у которых до самой старости не было детей, обратились к повелителю духов и вымолили сына. Но тот оказался Лягушкой. Вскоре в доме появился достаток: мясо, рыба, пушнина. Родители проследили за сыном и увидели, как он сбрасывает лягушечью кожу и превращается в доброго молодца, ходит на охоту, рыбачит, приносит добычу. И решили старики уничтожить лягушечью кожу. Так и сделали. А их сын-лягушонок не смог жить без своей кожи и улетел на небо. Правда еще в человеческом облике он успел жениться, и его жена-красавица осталась старикам в утешение. По поверьям амурских аборигенов, лягушка — животное, обозначающее границу между Средним (земным) и Нижним (подземным) мирами или же кору Мирового Древа. Согласно представлениям нанайцев, кора Мирового Древа — это множество лягушек, жаб, ящериц, змей и черепах.