Евгений Анисимов - Петр Великий: личность и реформы

Увидев, что его войска не в состоянии преодолеть заслон из рогаток, турецкий командующий прибег к очень эффективному средству: вплотную к русскому лагерю, как к крепости, были подведены окопы, апроши и батареи, и в них установлено свыше трехсот орудий, которые начали обстрел русских позиций. В то же время турецкие орудия, установленные на другом берегу Прута, с доминирующих высот вели огонь по каждому, кто пытался приблизиться к берегу и набрать воды.

Наиболее острыми оказались 9, 10 и 11 июля, когда решалась судьба армии, Петра, будущего страны. Эти три дня – едва ли не самые драматичные в жизни царя. Не случайно с ситуацией на Пруте связано немало легенд. Одна из них – о так называемом «завещании», письме Петра Сенату, известном нам из «Любопытных и достопамятных сказаний о императоре Петре Великом» – книги академика Якоба Штеллина (1785 г.).

«Завещание с Прута» вызывает жаркие споры в литературе относительно его подлинности. Дело в том, что не сохранилось ни подлинника письма, ни современной ему копии. Поэтому документ не может быть подвергнут палеографическому или текстологическому анализу. Остается лишь анализировать его содержание. Вот полный текст письма в переводе с немецкого (языка книги Штеллина): «Сим извещаю вам, что я со всем своим войском без вины или погрешности со стороны нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в четырекраты сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены, и что Я, без особливыя Божия помощи, ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим царем и государем и ничего не исполнять, что Мною, хотя бы то по собственноручному повелению, от вас было требуемо, покамест Я сам не явлюся между вами в лице своем. Но если Я погибну, и вы верныя известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнешаго мне в наследники».

Сразу скажу, что принадлежу к тем историкам, кто ставит под сомнение подлинность письма с Прута. Наиболее аргументированно делают это западногерманский историк Р. Виттрам и Н. И. Павленко. Как справедливо отмечал последний, «обстановка на Пруте изложена столь общими фразами, что составление ее доступно любому образованному человеку, державшему в руках „Журнал“ Петра I». Немало и других резонных сомнений напрашивается при чтении письма. Павленко считает, что Штеллиным, придумавшим письмо, двигала извечная страсть «маленького человека, снедаемого мечтой прославиться анекдотами о человеке великом». Если же избежать столь резкой уничижительной оценки личности этого неординарного деятеля русской культуры, творчество которого только начинает изучаться, то можно предположить, что Штеллин, верный известной стилистике «анекдотов» XVIII века – нравоучительных новелл «из жизни великих», не гнался за столь необходимой нам точностью и передал ходившие в обществе слухи о некоем «завещании» Петра. А ситуация на Пруте действительно сложилась такая, что самое время было подумать о завещании.

Рассмотрим происшедшие события. Окруженная армия подвергалась непрерывному обстрелу. «Междо тем же, – писал впоследствии сам царь, – стрельба от часу более от неприятеля умножалась з батарей, аднакож, не горазда вредила, ибо ретироватца более было нельзя ж, но пришло до того: или выиграть или умереть». Как видим, Петр явно противоречит сам себе. Другие источники говорят, что ситуация становилась критической: действия турецкой артиллерии существенно ухудшили положение русских полков, стоявших в поле «во фрунт». В журнале Шереметева за 1711 год записано: «И сей ночи (с 8 на 9 июля. – Е.А.) за несколько часов до свету от турок и от нас учинилась из пушек и из мелкаго ружья великая стрельба, от чего в обозе нашем многих людей и лошадей вредило». К туркам был послан парламентер с предложением о перемирии, но они молчали – говорила лишь их артиллерия. Был послан еще один парламентер. Дадим вновь слово Петру «Потом, когда ответом замешкалось, тогда послали к ним говорить, чтоб скоряя дали отповедь короткою, хотят ли миру или нет, ибо более ждать не можем. Потом, когда и на ту посылку отповедь замешкалась, тогда велели полкам выступать. И когда сие учинилась и наши несколько десятков сажен выступили, тогда от турков тотчас прислали, чтоб не ходили, ибо оне мир приемлют…»

К туркам отправился вице-канцлер П. П. Шафиров. Однако накануне произошли события, согласно легенде связанные с Екатериной, бывшей с Петром в лагере. Причина миролюбия турок объясняется таким образом: Петр, не получив ответа на предложение о перемирии, решил прорываться сквозь окружение и для этого дал указание готовиться к маршу, а затем ушел отдыхать в палатку. Екатерина, сама или с чьего-то совета, провела совещание с генералитетом, доказавшим ей самоубийственность такого марша. Затем царица вошла к Петру и убедила его послать новое письмо визирю, к которому, тайно от царя, приложила все свои драгоценности и деньги. Это решило дело: в момент выступления русских визирь, видевший решимость Петра прорваться во что бы то ни стало, дал согласие на переговоры.

Легенда имеет под собой некоторые реалии. В «Журнале» Петра Великого за 24 ноября 1714 года отмечалось: «Ноября в 24 день, то есть в день тезоименитства Ея величества государыни царицы Екатерины Алексеевны, государь сам наложил на Ея величество новоученную кавалерию ордена святыя Екатерины, который орден учинен в память бытности Ея величества в баталии с турки у Прута, где в такое опасное время не яко жена, но яко мужеская персона видима всем была». Спустя девять лет в указе о короновании Екатерины от 15 ноября 1723 года этот случай мужественного поведения жены снова был помянут Петром. Вспоминая тяжелую Северную войну, Петр писал: «…в которых вышеписанных наших трудах наша любезная супруга, государыня императрица Екатерина великою помощницею была, и не точию в сем, но и во многих воинских действах, отложа немощь женскую, волею с нами присутствовала и елико возможно вспомогала, а наипаче в Прутской баталии с турки (где нашего войска 22 000, а турок 270 000 было) почитай отчаянным времяни как мужески, а не женски поступала, о чем ведомо всей нашей армии, и от них несумненно всему государству». Не о приведенном ли легендарном эпизоде, когда царь дрогнул, идет речь в этих указах Петра?

П. П. Шафиров, отправляясь к туркам, получил инструкцию. Она гласила: «1. Туркам все городы завоеванныя отдать, а построенныя на их землях разорить, а буде заупрямитца, позволить отдать; 2. Буде же о шведах станет говорить, чтоб отдать все завоеванное, и в том говорить отданием Лифляндов. А буде на одном на том не может довольствоватца, то и протчия помалу уступать, кроме Ингрии, за которую, буде так не захочет уступить, то отдать Псков, буде же того мало, то отдать и иныя правинцыи. А буде возможно, то лутче б не именовать, но на волю салтанскую положить; 3. О Лещинском буде станет говорить, позволить на то; 4. В протчем, что возможно, салтана всячески удовольствовать, чтоб для того за шведа не зело старался».