Евгений Анисимов - Петр Великий: личность и реформы

Думаю, что послам, не знающим тогда ничего о Пруте, пришлось поломать голову над этим письмом, которое отчасти напоминает известную песенку «Все хорошо, прекрасная маркиза!».

Конечно, в жизни, в отличие от письма, все было сложнее. Наиболее тяжким условием договора было возвращение туркам Приазовья. Царю пришлось уничтожать собственными руками то, что огромными усилиями создавалось в течение пятнадцати лет, то, что было так дорого ему как человеку и политику. Теперь шли прахом все планы освоения Приазовья, строительства города, порта, канала Волга-Дон, нужно было уничтожать флот и самому закрывать то южное окно, с которым он связывал грандиозные планы на будущее. Как гром среди ясного неба был для Ф. М. Апраксина, занятого, как было ранее предписано, укреплением обороны Приазовья, указ Петра об отдаче Азова и разорении всего, что было построено на северном берегу Азовского моря. Вначале Апраксин не поверил сообщению об условиях мира, и лишь повторное письмо Петра убедило верного Федора Матвеевича в реальности горькой правды.

Растерянность Апраксина отражена в письме царю от 5 августа: «Сего августа 1-го числа… указ Вашего величествия, писанной от реки Прута июля 12… принял. И не знали, что делать, разсуждали, что оной послан в жестокой тесноте. И того ж числа получил Вашего величествия повторительной указ от реки Жижи июля 15 с куриером Сафоновым о разорении крепостей и об отводе амуницыи и всяких корабельных припасов в Черкаское, на которое Вашего величествия изволение доношу, что по тому указу в краткое время исполнить не возможно, хотя б было при нас 20 000 человек и 1000 будар (гребных судов. – Е. А.). Одних пушек, кроме корабельных в обеих крепостях и по гавону (то есть Таганрогу. – Е. А.) без мала тысяча, а и корабельных есть число немалое». И это была правда. Передать туркам Приазовье быстро было невозможно. Кроме того, Петр сам стремился затянуть выполнение условий договора. Но когда осенью 1711 года новая война с турками из-за невыполнения условий мира стала почти реальностью, он написал Апраксину письмо, в котором разделял сожаления генерал-адмирала о сдаче Приазовья: «Господин адмирал. Письмо твое получил, на которое ответствую, что з слезами прошение ваше видел, о чем прежде и больше вашего плакал… Правда, – продолжает царь, – зело скорбно, но лучше из двух зол легчайшее выбрать, ибо можешь разсудить, которую войну труднее скончить. И того ради (как не своею рукою пишу) нужда турок удовольствовать против договору». Судьба южного Петербурга была решена безвозвратно.

Но долго горевать о потерях, как бы тяжелы они ни были, Петр не любил – впереди ждала уйма дел. В упомянутом выше письме Апраксину есть фраза, в которой раскрывается многое из того, что было задумано Петром после Прута: «Також и то разсудить надлежит, что з двемя неприятели такими не весьма ль отчаянно войну весть и упустить сию швецкую войну, которой конец в надеянии Божии уже близок является, ибо и Померании також, как и Ливонии, следует. Сохрани Боже, ежели б, в обеих войнах пребывая, дождались француского миру, то бы везде потеряли». В этих нескольких строчках заложено очень много информации. А именно Петр рад, что закончилась Русско-турецкая война, ибо это развязывает руки, чтобы завершить Северную войну. Конец ее кажется Петру очень близким – для этого, по его мнению, достаточно завоевать Померанию. Наконец, сделать это нужно как можно быстрее, пока великие державы не завершили войну «за Испанское наследство» и не вмешались в конфликт на стороне шведов против Северного союза. В инструкции посланнику де Литу в Англии 13 мая 1711 года Петр пишет: «…лучше того домогатца, дабы весьма не вмешали ничего о стороне воюющих северных в тот договор их, но оставили б их в своей силе одних, как то царское величество в их дела с Францыею не мешается против воли их».

Но Петр заблуждался: Северная война лишь перевалила через свой экватор, и до памятного дня, когда курьер привез известие о Ништадтском мире, было еще десять лет. Утрехтский мирный договор был заключен в 1713 году, так что избежать вмешательства великих держав, завершивших их войну «за Испанское наследство», не удалось. Наконец, завоевать Померанию оказалось гораздо сложнее, чем это представлялось с берегов Прута.

Поначалу события развивались, как и задумал Петр, очень быстро – уже в начале августа 1711 года русско-саксонские войска, соединившись с датскими, вторглись в шведскую Померанию и осадили Висмар и Штральзунд. В сущности, впервые за все годы существования Северного союза войска союзников действовали вместе. Более того, Петр рассчитывал привлечь к военным действиям против шведов Пруссию и Ганновер. Властителям этих стран было о чем подумать – речь шла о предстоящей дележке, пожалуй, самой богатой части Шведской империи. Но и риск был большой: шведский лев еще силен. Осаду Штральзунда осенью пришлось снять, – датчане не доставили осадные орудия и не смогли блокировать крепость с моря. При этом отчетливо проявились разногласия союзников, участились взаимные претензии и обиды.

Разногласия были перенесены и на следующую кампанию. Уже при ее разработке в начале 1712 года Петр отказался идти под Штральзунд, а решил заняться осадой другой мощной крепости – Штеттин (Щецин). Главной причиной перемены планов Петра, вызвавшей недовольство союзников, было желание вовлечь в военные действия Пруссию, «приманив» ее обещанием передать ей Штеттин в собственность. Споры продолжались до осени и закончились тем, что датчане и саксонцы стали осаждать Штральзунд, Висмар, Бремен, Верден и Штаде, а русские – Штеттин. И хотя вскоре датчане заняли Бремен, Штаде и Верден, кампания не удалась. Русские войска обложили Штеттин, но датчане не сумели вовремя подвезти осадную артиллерию, и, просидев длительное время под стенами крепости, армия Меншикова отошла к Штральзунду, где союзникам уже всем вместе пришлось пожинать плоды несогласованности и медлительности. В середине сентября шведский флот прошел к Штральзунду и высадил 10-тысячную армию фельдмаршала Стенбока, который в конце октября прорвал блокаду крепости и вырвался на стратегический простор. Нарушив суверенитет соседнего со шведской Померанией Мекленбурга, он занял Росток, а 9 декабря разбил датско-саксонскую армию под Гадебушем. С началом 1713 года полем войны стало еще одно северогерманское государство – Голштиния. Там, у Фридрихштадта, 31 января русские войска под командой Петра сбили Стенбока с очень удобных позиций и вынудили отступить к голштинской крепости Тоннинген, где его и осадили союзники. Вскоре Стенбок сдался на милость победителей. Так было покончено с полевой армией шведов в Северной Германии. Из прежних владений Швеции на побережье оставалось несколько крепостей со слабыми гарнизонами, ждавших своего часа.