Евгений Анисимов - Петр Великий: личность и реформы

Начав переговоры, турки не спешили их завершать. Затяжка переговоров делала положение находившейся в окружении армии Петра еще более тяжелым. 11 июля, получив первые сведения от Шафирова, царь дал согласие на все возможные уступки, кроме капитуляции и сдачи в плен. Но для прорыва нужны были лошади, и поэтому Петр просил договориться предварительно хотя бы о разрешении косить траву для лошадей за турецкими окопами: «Мой господин! Я из присланного слоф выразумел, что турки, хотя и склонны, но медлянны являются к миру. Того ради, все чини по сваему разсуждению, как тебя Бог наставит, и ежели подлинно будут говорить о миру, то стафь с ними на фсе, чево похотят, кроме шклафства (рабства. – Е. А.). И дай нам знать, конечно, сего дни, дабы свой дисператный (безнадежный. – Е. А.) путь могли, с помощию Божиею, начать. Буде же подлинно склонность явитца к миру, а сего дни не могут скончать договора, то б хотя то сего дня зделать, чтоб косить за их транжаментом. В прочем словесно приказана. Петр».

Последняя фраза кажется примечательной. Что же мог Петр еще устно передавать своему посланнику после таких страшных для политика слов: «…стафь с ними на фсе, чево похотят, кроме шклафства»? Думаю, что в этой ситуации единственное, что мог на словах передать царь, было: «Денег не жалеть!». С нетерпением дожидаясь известий от Шафирова, Петр готовился дорого продать свою жизнь, – военный совет к этому времени, несмотря на подавляющее превосходство противника, принял решение прорываться, если противник будет требовать капитуляции: «По последней мере положили на совете весь генералитет и министры. Ежели неприятель не пожелает на тех кондициях (то есть условиях, предъявленных Шафировым. – Е. А) быть довольным, а будет желать, чтоб мы отдались на их дискрецию (милость. – Е. А.) и ружья положили, то все согласно присоветовали, что иттить в отвод подле реки», то есть прорываться вверх по течению Прута.

К счастью, Шафиров сумел договориться с визирем, и 12 июля мир с турками был подписан. Это было, пожалуй, одно из самых тяжелых мирных соглашений, на которые была вынуждена пойти Россия в XVIII веке. Турции возвращался Азов, уничтожались Таганрог, Каменный Затон, Сакмара. Россия обещала не вмешиваться в польские дела, не препятствовать проезду шведского короля на родину. В тот же день Петр ратифицировал договор, и русская армия вышла из ловушки. «Итако, – писал Петр 15 июля Сенату, – тот смертный пир сим окончился». Люди и лошади были ослаблены и, как отмечалось в «Журнале» Шереметева, «помалу следовали, понеже лошади от бескормицы многия пристали». Не без основания многие современники считали, что Петр отделался весьма легко, учитывая положение, в котором оказалась его армия, окруженная почти вчетверо превосходящим ее противником, без продовольствия и фуража, с заканчивающимися боеприпасами (накануне предполагаемого прорыва было приказано, «за скудостию пулек, сечь железо на дробь»), стоявшая в поле, без всякого укрытия от июльского солнца Молдавии и огня противника.

На пути к Днестру было получено известие, что отрезанный от основных сил кавалерийский корпус генерала Рена 12 июля, согласно ранее принятым планам, взял штурмом турецкую крепость Браилов. Впервые русские драгуны поили лошадей из Дуная. Но эта победа уже была не нужна, и Рен, оставив крепость, двинулся на соединение с Петром.

Страшным ударом для Карла XII было скоротечное заключение Прутского мира – его заклятый враг буквально вырвался из рук, и визирь не побеспокоился об интересах своего союзника.

Как писал бывший в турецком лагере представитель Станислава I Понятовский, когда мир был заключен и 12 июля Петр вышел из лагеря, из Бендер прискакал шведский король и «направился прямо в шатер визиря, куда я имел честь сопровождать его. Король предложил визирю, чтоб последний дал ему двадцать или тридцать тысяч своих лучших войск, с которыми он был бы в силах привести обратно царя пленником, чтобы заключить с ним более выгодный мир для Порты и для нас и задержать его впредь для выполнения условий. Но визирь противопоставил этому предложению такие убогие рассуждения, что его величество с неудовольствием покинул его, чтобы вернуться в Бендеры, куда я отправился также через несколько дней».

В одном из вариантов «Гистории Свейской войны», сочинявшейся при участии Петра, беседа короля с визирем излагается иначе. Король якобы начал визирю «выговаривать: для чего он без него с его царским величеством мир учинил, понеже салтан турской для его и сию войну начал. И везирь ему ответствовал, что он о том неизвестен, но имел от государя своего указ, дабы войну сию весть для интересу его салтанского, который он, получа и изходатайствуя ему от Его царского величества свободной проезд в землю Его, тот мир и заключил. И король говорил, что он бы мог все войско российское в руки получить, и чтоб ему дал и теперь войско, то он их атакует и разобьет. Но везирь сказал, что ты, де, их уже ответ дал, а и мы их видели и буде хочешь, то атакуй их своими людьми, а он миру, с ними постановленному, не нарушит. И так король, осердясь, от него пошел и тотчас и из обозу уехал к хану крымскому. И при отъезде от везиря словами не гораздо учтивыми провожен».

Тотчас по заключении мира и выходе из окружения Петр написал союзникам – Августу и Фредерику – письма, в которых отмечал, что «для некоторого неудобства, а наипаче для наших и общих касающихся с вашим величеством интересов, далее в той войне не поступили и учинили с турки вечной мир, о чем обстоятельнее вашему величеству и любви донести указ наш дали послу нашему князю Долгорукому, в чем изволите ему поверить». Петр предусмотрительно не упомянул об условиях мира, не особенно приятного ни для России, ни для ее союзников в Северной войне. Оба посла – В. Л. Долгорукий в Копенгагене и Г. Ф. Долгорукий в Варшаве – тоже для пользы дела не ставились какое-то время в известность об истинных событиях на Пруте – до тех пор, пока сам Петр не придет в Прибалтику и не покажет свои еще не исчерпанные возможности. Послам, в частности, сообщалось следующее: «Объявляем вам, что с великою ревностью шли к Дунаю, дабы турок предварить и получить довольство в провианте, но турки нас упредили и встретились с нами у Прута, где престрашныя бои были чрез три дни, то есть в 8, 9, 10 числех. Потом Мы, видя, что вперед итить, не имея правианту и довольной конницы за такою их силою невозможно, також и отступить трудно, того ради по оных боях зделали штильштан (перемирие. – Е. А.) и потом, видя, что из сей войны жаднаго пожитку не будет, того ради поступили по желанию туретскому и на вечной мир, уступя им все завоеванное, дабы от той стороны быть вечно беспечным, что турки с превеликою охотою паче чаяния учинили, и от короля шведсково вовсе отступили. И тако можешь Его величество верно обнадежить, что сей мир к великой пользе нашим союзником, ибо мы со всею армиею празны и будем, как возможно скоро, часть доброго войска послать к Померании, для чего и его величество своею особою поедет тотчас (как из Волоской земли выдем) в Прусы к Ельбингу, дабы там ближе иметь сношение о сем деле».