Юрий Федосеев - Великая Смута

Но вожди ополчения уже решили для себя: с казаками не соединяться.

Тревожные известия поступали из Костромы. Ее жители доносили Пожарскому, что местный воевода Иван Шереметев «прямит Владиславу и не хочет пускать нижегородское ополчение в город». Пришлось идти всей ратью на Кострому, и когда ополчение вошло в посад, горожане поднялись против своего воеводы и чуть не убили его. Оставив на костромском воеводстве князя Романа Гагарина, Пожарский в первых числах апреля прибыл в Ярославль. Здесь-то он и узнал о трагической гибели патриарха Гермогена (17 февраля), проклявшего перед смертью русских прислужников польского короля и благословившего народное ополчение, идущее на очищение Московского государства. А поход на Москву все откладывался: своих сил было недостаточно, приверженцы Сидорки-Лжедмитрия захватили Углич и Пошехонье, шведы — Тихвин, не внушал доверия и подмосковный казачий стан Трубецкого и Заруцкого. Время решительных действий еще не наступило.

А из Ярославля, ставшего временной столицей Московского царства, по городам Руси пошла новая грамота, где подпись Пожарского стояла лишь на десятом месте, а Минина — на пятнадцатом. Там, конечно же, был призыв к сбору средств и ополчения, осуждение казачьих бесчинств, неприятие польско-литовских порядков, но главное — в грамоте была изложена настоятельная просьба прислать в Ярославль делегатов от всех чинов и сословий, чтобы они, войдя в Совет всей земли Русской, избрали нового государя. Чтобы нейтрализовать шведов и отвратить их от активного вмешательства в московские дела, Пожарский затеял с ними вялотекущие переговоры без каких бы то ни было обязательств со своей стороны. Изменились настроения и в подмосковном казачьем лагере. Памятуя свое обещание «вперед никакого вора не затевать», казачье правительство объявило Сидорку самозванцем. После этого специально посланный отряд захватил его и 1 июня доставил под конвоем в Москву, где очередного Лжедмитрия ждали скорый суд и казнь.

А ополчение тем временем приобретало боевой опыт: из Антониева монастыря в Бежецком уезде были изгнаны запорожские казаки, из Пошехонья и Углича — великорусские, под Переяславлем потеснены отряды Заруцкого. Успешно боролся Пожарский и с местническими спорами и внутренними раздорами в своем стане. Для этого в качестве третейского судьи из Троицкого монастыря был призван бывший ростовский митрополит Кирилл, который оперативно и весьма успешно разбирал тяжбы начальников о старшинстве.

Почему Пожарский сидел в Ярославле? Кого он боялся? Поляков? Исследователи дают однозначный ответ: он боялся казаков. Боялся, что они, профессиональные воины, войдут в сговор с такими же профессионалами — вольными шайками запорожских казаков и польских авантюристов, нападут на плохо обученное ополчение, побьют в первую очередь «лучших людей» и посадят на престол своего, казацкого царя, хоть того же Маринкиного сына под регентством Ивана Заруцкого. Эти опасения вскоре подтвердились неудавшимся покушением на жизнь князя Пожарского, организованным подручными атамана.

Но страхи страхами, а события настоятельно торопили Минина и Пожарского к выступлению. Пришла весть, что гетман Ходкевич с большим войском приближается к Москве. Если бы ему удалось прорваться в Кремль и соединиться с осажденными там поляками, то задача ополчения по очищению Московского царства была бы значительно осложнена, так как потребовалось бы гораздо больше сил и растянулось бы на неопределенное время. В этих условиях Пожарский принял непростое решение — выступать. Он отправил два передовых отряда: один во главе с Дмитриевым и Левашовым, а второй во главе с Лопатой-Пожарским с наказом: в стан Трубецкого и Заруцкого не входить, а организовать свои особые укрепленные острожки у Петровских и Тверских ворот. Такая предосторожность оказалась весьма уместной. Готовность Заруцкого к предательству подтвердилась и на этом этапе. Сначала он попытался преградить дорогу Лопате-Пожарскому, но был разбит и обращен в бегство. Через некоторое время он пошел еще дальше. По настоянию Марины Мнишек вступил в переговоры с Ходкевичем о совместных действиях, но и здесь его ждала неудача. О сепаратных переговорах стало известно князю Трубецкому. Разразился большой скандал. В итоге Заруцкий с двадцатью пятью сотнями казаков отступил к Коломне, где к нему присоединилась Марина с сыном, после чего они все направились в город Михайлов.

Трубецкой и оставшиеся под Москвой казаки торопили Минина и Пожарского с прибытием, так как гетман Ходкевич ожидался со дня на день. Четырнадцатого августа ополчение подошло к Троицкому монастырю и остановилось. Вновь возникли сомнения: а не замышляют ли казаки убить князя Дмитрия Пожарского, как они это сделали год назад с Прокопием Ляпуновым? Наиболее осторожные вожди ополчения настаивали на дополнительном договоре с Трубецким, чтобы «укрепиться и друг на друга никакого зло не умышлять». Но угрожающее движение Ходкевича к Москве не давало времени на дополнительные переговоры. Восемнадцатого августа основные силы ополчения выступили к столице. Все предложения Трубецкого расположиться одним лагерем Пожарским были отвергнуты. Он организовал себе особый острог у Арбатских ворот, что было воспринято казаками с особым неудовольствием. Это напоминало им, что они, по существу, противники, которые неоднократно скрещивали свое оружие, проливали кровь друг друга, и только угроза православию сделала их союзниками. Союзниками на время, ибо, как только минует опасность, они вновь могут оказаться по разные стороны баррикад.

Ополчение пришло вовремя, так как 21 августа Ходкевич уже стоял на Поклонной горе, а 22-го, переправившись через Москву-реку около Новодевичьего монастыря, напал на Пожарского. Бой длился более шести часов. Поляки брали верх. Ополченцы, оттесненные к Чертольским воротам (район нынешней Кропоткинской площади), вынуждены были спешиться, но это только усугубило их положение. Поляки могли вот-вот прорваться в Кремль. А Трубецкой с другой стороны реки равнодушно наблюдал за происходящими событиями, не желая вмешиваться: «отстоятся, мол, и одни от гетмана». Но не так думали командиры пяти ополченских кавалерийских сотен, выделенных накануне Пожарским для усиления казачьего стана и находившихся в это время на другом берегу реки. В нарушение приказа Трубецкого, они двинулись на выручку своим, увлекая за собой и некоторые казачьи отряды. Переправившись через Москву-реку, они и решили судьбу боя. Ходкевич, потеряв надежду пробиться в Кремль с этой стороны, отошел к Поклонной горе, чтобы через день повторить свою попытку, но уже с другой стороны. Он перенес лагерь к Донскому монастырю и с рассветом 24 августа повел наступление по нынешним Ордынским и Пятницкой улицам. Гетман рассчитывал на легкую победу, надеялся, что Пожарский, в отместку за бездействие Трубецкого в предыдущем бою, на этот раз также останется безучастным, но ошибся. В Замоскворечье его ждал еще накануне переправившийся Пожарский со своим полком, а у церкви Святого Климента (на Пятницкой) — казачий отряд. Сам Трубецкой находился на берегу реки в районе старых Лужников (в настоящее время — район Павелецкого вокзала).