Николай Костин - Десять покушений на Ленина. Отравленные пули

КОНОНОВ:Однажды, я встретил прапорщика Тягунова, весьма правого направления, весной 1918 года на Николаевской удице в Питере, недалеко от его квартиры. Он пригласил меня к себе, где находилось еще несколько человек. Тягунов рассказал тогда, что ими произведено в январе 1918 года покушение на Ленина при переезде его на машине… Сообщение Тягунова произвело на меня неприятное впечатление, так как я считал, что подобный поступок мог быть совершен белогвардейцами и монархистами. Тягунов мне сказал, что это покушение совершено военной организацией партии социалистов-революционеров.

ПЯТАКОВ:Обвиняемая Коноплева, что вам известно об организации покушения на Ленина?

КОНОПЛЕВА:После того, как для меня определилась необходимость прибегнуть к террору как средству борьбы с большевиками, я обратилась к представителю ЦК ПСР в военной комиссии Б.Н.Рабиновичу частным образом. Предложила организовать покушение на Ленина, беря на себя роль исполнительницы.

КРЫЛЕНКО:Вы считались с серьезностью террористического акта и обратились за санкцией в ЦК ПСР?

КОНОПЛЕВА:Рабинович в царское время работал в боевой организации Поволжья. Он человек с опытом, разбирающийся в психологических вопросах и в этом отношении очень мне помог. После определенного периода проверки заявил мне, что со мной хочет переговорить член ЦК ПСР А.Р.Гоц.

КРЫЛЕНКО:Значит, проверку вы прошли успешно.

КОНОПЛЕВА:С Гоцем говорила с глазу на глаз. Как Рабиновичу, так и Гоцу я говорила, что покушение на Ленина должно носить акт индивидуального террора.

КРЫЛЕНКО:Как понимать "акт индивидуальный"?

ГОЦ:Ну, в том смысле, что объект должен быть индивидуальный и субъект. Не железнодорожные шпалы взрывать… Действовать более целенаправленно… Каждый член партии в конкретных случаях имеет право и должен сам решать, как ему поступать.

КРЫЛЕНКО:Обвиняемая Коноплева, вы согласны с трактовкой Гоца?

КОНОПЛЕВА:Покушение совершается с ведома ЦК ПСР, но если террориста схватят на месте покушения, он ни в коем случае не должен об этом говорить. Всю ответственность за террористический акт принимает на себя. Он обязан молчать даже о том, что является членом ПСР а говорить, что действовал по своей инициативе и разумению.

КРЫЛЕНКО:Когда подготовка к покушению наладилась и Коноплева и Иванова устанавливали путем посещения митингов, где бывает тов. Ленин, Совнарком выехал в Москву. Тогда Рабинович, по совету Гоца, отправился в Москву.

ГОЦ:Я не считал вправе отказать члену партии в его желании узнать мнение авторитетного органа по поводу его предложения и поэтому, между прочим, поручил Рабиновичу выяснить взгляд ЦК ПСР на предложение Конплевой.

КОНОПЛЕВА:По возвращении из Москвы Рабинович сообщил, что бюро ЦК ПСР считает акт индивидуальным и выделил для руководства работы члена ЦК ПСР В.Н.Рихтера.

ЧЛЕНОВ(Защитник второй группы эсеров отошедших от партии — Н.К.): Готовившееся покушение Коноплевой на Ленина Гоц и Гендельман пытаются представить опереткой… Надлежит ли ставить ее на сцене или не надлежит? Гражданин Гоц и гражданин Рабинович утверждают, что Московское бюро ЦК ПСР сказало — не надлежит. Коноплева и Ефимов утверждают, что результат поездки Рабиновича в Москву был тот, что оперетку ставить можно. Называлась эта оперетка — покушение на Ленина. Хорошая оперетка! От террористического настроения эсеры переходят к действию…

КОНОПЛЕВА:Я получила от Рабиновича деньги на дорогу в размере одной тысячи рублей. Ефимову, который ехал вместе со мной, был перед адрес члена ЦК ПСР В.Н.Рихтера. Выехали в Москву в двадцатых числах марта по новому стилю. Ехали по билетам железнодорожных служащих. Имели на руках командировки в Сибирь через Москву.

ГЕНДЕЛЬМАН:Многое вы в письме ЦК РКП/б/ не писали, а теперь на суде, все выложили. Почему?

КОНОПЛЕВА:Когда писала доклад в ЦК РКП/б/, не думала, что некоторые даже мелкие детали, существенны. Но когда на процессе цекисты начали ставить всякое лыко в строку, стала говорить подробнее.

ГЕНДЕЛЬМАН:Знал ли Ефимов, зачем едет в Москву?

КОНОПЛЕВА:Должен был знать. С ним обо всем говорил Рабинович. О том, что Ефимов саботировал работу по слежке за Лениным, не знала. Хотя замечала, что он к делу покушения в Москве заметно охладел.

ПЯТАКОВ:Обвиняемый Веденяпин, отрицаете ли вы показания Коноплевой в части, касающейся вас?

ВЕДЕНЯПИН:Из Петрограда в Москву я выехал в конце февраля 1918 года. В Москве был введен в бюро ЦК ПСР. Занимался распространением литературы. В Пименовском переулке существовал легально действующий ЦК ПСР. Там же размещались областной и губернский комитеты ПСР. Возможно, в Пименовском переулке и встретил Коноплеву. Знал ее по Питеру. Мог дать ей свой адрес. Это естественно. Я допускаю. Но какого-нибудь разговора в связи с покушением на Ленина, я с Коноплевой не вел. Я это категорически заявляю.

КРЫЛЕНКО:Вы не помните или не вели?

ВЕДЕНЯПИН:Я таких разговоров не вел.

КРЫЛЕНКО:Устанавливаю: Коноплева встретила Веденяпина в Пименовском переулке. Веденяпин жил с Тимофеевым на Новинском бульваре. Весь петроградский период Веденяпин был кассиром ЦК ПСР, а в Москве уже не был. Но об этом члены ПСР могли не знать и за деньгами явились к нему.

ПЯТАКОВ:Обвиняемый Гоц, что вы можете сказать относительно встреч с Коноплевой в Петрограде и Москве?

ГОЦ:Коноплеву я знал. Она не произвела на меня тогда впечатление человека волевого, человека-монолита, человека, охваченного идеей индивидуального террора. Разумеется, Лидия Васильевна не истеричка. Но нервы ее явно расшатаны. Я опасался, что в нужный момент не хватит решимости и силы нажать на спусковой курок или бросить бомбу. К желанию Лидии Васильевны совершить индивидуальный террористический акт я отнесся прохладно…

Отговаривал, а точнее, предостерегал ее от неразумного и опасного шага на пути индивидуального террора.

Очевидно, Коноплева мыслила свою роль не в качестве Жанны Д^Арк, мстящей за национальное поражение, а в качестве Шарлотты Кордэ, мстящей за революцию, которую большевистская власть исковеркала, извратила, прикрываясь именем социализма, толкая ее на путь, которым революция идти не должна. Мотивы, которые толкали Коноплеву на индивидуальный террор, были не национальные, а революционные. Должен сказать о Ефимове… Я знал его как товарища по каторге. Знал, что он работает в нашей организации. Знал, что он никогда не занимал в ПСР ответственных постов и крупной роли не играл. Это был серый, будничной работы человек — для поручений и только. Я не помню, чтобы он проявил себя в каком-нибудь ответственном деле.