В Коковцев - Из моего прошлого 1903-1919 годы (Часть 4)

Вся эта тревога шла мало заметным ходом, пока в нее не вмешался Военный Министр.

На одном из моих очередных докладов, как-то весною, Государь показал мне всеподданнейший доклад Военного Министра, который начинался простым изложением содержания многочисленных депеш Генерала Унтербергера, а заканчивался совершенно неожиданным для меня заключением. Генерал Сухомлинов заявлял Государю, что он вполне разделяет мнение Приамурского Генерал-Губерногора о крайне опасном и даже безнадежном положении нашей обороны на Тихом океане и считает своим верноподданническим долгом высказать, с полною откровенностью, что все это происходит исключительно от того, что он не может добиться получения согласия Министра Финансов на отпуск самых необходимых средств для улучшения оборонительных сооружений Владивостока.

Для меня такое, заявление, впервые встретившееся в моих сношениях с Военным Министром, было, разумеется, до крайности неприятно. Не припоминая ни одного случая, чтобы я возражал против ассигнования средств на укрепление Владивостока, я просил Государя дать мне возможность осветить этот вопрос справками в делах, но сказал при этом, что я убежден, что Генерал Сухомлинов сделал неточное сообщение, так как моя, в общем, хорошая память решительно не удерживает ни одного разногласия с Военным Министром по Владивостоку и при этом мне совершенно непонятно, каким образом могу я мешать ему в исполнении кредитов на укрепление Владивостока, когда мне же принадлежала энергичная защита его в деле обороны два с небольшим года тому назад, когда само Военное Министерство предполагало упразднить эту крепость.

Я напомнил Государю, что мое мнение было подробно приведено в журнале, который и был утвержден {363} Государем в смысле того мнения большинства, к которому принадлежал и мой голос. Государь, конечно, припомнил этот эпизод, подробно остановился даже на этом вопросе, сказавши, что Он имел тогда особый разговор и с Великим Князем Николаем Николаевичем и с Генералом Редигером и выразил последнему, что Он решительно с ним несогласен. Он очень охотно согласился на то, чтобы отложить мой доклад по этому вопросу до моего следующего доклада, когда у меня будут под рукою все сведения. По существу же вопроса Он был совершенно спокоен и даже заметил, что Приамурский Генерал-Губерногор слишком далек от хороших источников политического свойства и, по всем вероятиям, придает веру всякого рода россказням, не имея даже навыка в оценке того, что делается ему доступным.

На меня этот эпизод не произвел сначала никакого впечатления, так как это был первый случай, чтобы Военный Министр представлял Государю и притом без всякой надобности неверные сведения, и я приписал это его малой опытности и той легкости, с которою он подписывал все, что ему подносили его сотрудники, не вдаваясь в то, какие последствия могли из этого возникнуть.

Тотчас по возвращении моем из Петергофа я вызвал Директора Департамента Государственного Казначейства и Вице-Директора Кузьминского, в руках которого были все дела Военного Министерства, и из их короткого доклада увидел, что Военный Министр просто сказал Государю неправду.

Оказалось, что во все три года, после заключения мира с Япониею, Министерство Финансов не предложило ни одного сокращения в кредитах на Владивосток.

Все требования Военного Министерства прошли в Совещании так, как они были заявлены ведомством. Совет Министров также не сделал ни одного сокращения, несмотря на то, что Государственный Контроль предлагал несколько уменьшить ассигнования на 1908 год, ссылаясь на то, что из кредитов 1906 и 1907 года не израсходовано ничего. Также и на 1909 год кредит занесен без малейшей урезки, несмотря на то, что снова Государственный Контролер представил справку, что в Казначействе лежит вся сумма в несколько миллионов рублей нетронутою, и местный представитель фактического контроля донес ему, что на месте идут все еще споры по самым основным вопросам о выборе мест под оборонительные сооружения и из Главного и Артиллерийского Управлений все еще не {364} возвращены утвержденными основные проекты технического свойства.

В журнале Совета Министров оказалось даже мотивированное (постановление об оставлении кредита без изменения только потому, что Генерал Сухомлинов заявил, что все это теперь уже утверждено, и работа идет полным ходом. Я взял письменную справку с изложением описанного и пошел к Столыпину, чтобы предупредить о случившемся.

Столыпин, уже не раз встречавшийся с такими же приемами Военного Министра, даже по отношению к Совету Министров, был глубоко возмущен и хотел лично доложить обо всем Государю, прося Его положить конец недобросовестным и недопустимым в отношении самого Государя действиям Сухомлинова.

Я просил его не делать этого и предоставить мне лично разъяснить все дело с документами в руках, при моем всеподданнейшем докладе, устранив, таким образом, возможность новой жалобы на то, что я жалуюсь Совету Министров, вместо того, чтобы ликвидировать все дело, возникшее из доклада Сухомлинова Государю, непосредственным разъяснением дела только Государю.

Столыпин согласился со мною, но дело приняло совершенно иной оборот по вине самого Сухомлинова.

На ближайшем заседании Совета Министров, когда были пройдены все очередные дела, Столыпин отпустил чинов Канцелярии и попросил всех Министров остаться в заседании. Он сообщил нам всем, что к нему опять поступила телеграмма Приамурского Генерал-Губернатора о том, что его не оставляют сообщения разных его агентов - он не указал каких именно - о том, что Япония продолжает решительно и не скрывая готовиться к новому нападение на нашу дально-восточную окраину, и что он считает своим долгом перед Государем и родиною снять с себя ответственность и доносить об этом еще раз до сведения главы правительства, предварив об этом и Государя.

Министру Иностранных дел, Военному и Морскому Министрам и мне предложено было высказать, что знаем мы от наших представителей по этому давно нервирующему всех нас вопросу.

Первым говорил Извольский. В очень резкой форме он обозвал телеграммы Унтербергера только бесцельно распространяющими панику, способными осложнить наши прекрасно {365} налаживающиеся отношения с Япониею, после того, что в 1907 и 1908 году мы успели заключить ряд конвенций о рыбном промысле в водах нашего Дальнего Востока, и что Японский посол уже знает о депешах Унтербергера и выражал ему открыто свое удивление по этому поводу. Он добавил, что от наших послов в Китае и Японии он постоянно получает одни успокоительные сведения, которым не может не придавать безусловной веры уже по тому одному, что при подозрительности Китая по отношении к Японии, мы имеем в лице его верного пособника в наблюдении за всею деятельностью Японии.