Владимир Мединский - О русском рабстве, грязи и «тюрьме народов»

Создаются и другие политические и исторические мифы: якобы в этой битве погибло не менее 40 тысяч московитов, якобы Оршанская битва остановила продвижение московитов на запад, как битва под Веной остановила впоследствии турок-османов, мол, после этой битвы были отбиты у Москвы Гомель, Чернигов и Брянск. [159]

Впрочем, «оршанская пропаганда» никогда не имела значения для всей Европы, — так, всего лишь набор локальных мифов, действующих только в Восточной Европе, и то не везде.

Откровенно говоря, Ливонская война 1558–1583 годов была агрессивной абсолютно для всех ее участников. Начала эту войну Московия нападением на Ливонский орден, который, правда, до того много раз сам нападал на русские земли. Ливонский орден мгновенно развалился, и Швеция, Польша, Великое княжество Литовское и Дания одинаково попытались урвать в Прибалтике как можно больше земель. У России даже было больше «исторических» оснований для таких захватов: она искала выходы к морю, старалась присоединить земли Древнего Новгорода.

Но Ливонская война стала источником новой порции черных мифов о России. Московитов обвиняли в страшной жестокости, в несоблюдении законов войны (при том, что невероятную жестокость, по понятиям XXI в., в ходе войны проявляли абсолютно все).

И, конечно же, московитов обвиняли в нападении на Ливонский орден, а потом на Великое княжество Литовское.

Есть большая разница в пропаганде двух стран, сделавших на Руси самые большие территориальные приобретения: Речи Посполитой и Швеции.

Поляки в этой войне придавали огромное значение политической пропаганде. В конце концов, объединение Польского королевства и Великого княжества Литовского в 1569 году означало, что в состав польского государства вошла значительная часть Руси. Были присвоены исконные русские земли. Кто же тут агрессор?! Однако Польша хотела хорошо выглядеть в глазах всей остальной Европы. Польская пропаганда работала на нескольких языках и по нескольким направлениям на всю Европу. И, надо отметить, работала эффективно.

В 1579 г. в его войсках появилась походная типография. Благодаря чуду техники XVI в. весь мир должен был узнать об агрессивности русских (при том, что агрессором тогда была сама Польша).

В 1579 году в войсках Стефана Батория появляется первая в польской истории походная типография. Руководитель этой типографии с простонародной фамилией Лапка получил впоследствии шляхетское достоинство и дворянскую фамилию Лапчинский. [160]

Придворные литераторы Стефана Батория и его походная канцелярия продолжали традицию «оршанской пропаганды». Пропаганда Батория была нужна для оправдания агрессии самой Речи Посполитой, а в Московии никаких «антиевропейских» планов не было.

Это в Европе, в конце Ливонской войны и в ходе Смутного времени появились первые планы завоевания и расчленения России.

В первой книге «Мифов о России» мы уже писали о планах немецкого авантюриста Штадена. Этот план он предлагал владетельным князьям Германии. План предусматривал завоевание России, пленение и вывоз в Европу Ивана Грозного, установление во всей стране оккупационного режима. Все это представлялось в качестве необходимого «превентивного» удара против агрессивных московитов.

Шведская пропаганда была намного сдержанней. В ней русских объявляли не агрессорами, а жертвами своей непросвещенности и дикости.

Шведский аристократ Якоб Делагарди прибыл на Русь в 1609 году во главе вспомогательного отряда, который Швеция направила по договору с правительством царя В. И. Шуйского для войны с Польшей. С поляками Делагарди воевал и тогда, и потом. В 20-е годы XVII века он возглавил шведские войска в польско-шведской войне за уже оторванную от России Восточную Прибалтику.

Но и с Россией он вел войну: у Делагарди возник план воссоздать Новгородское княжество под протекторатом Швеции.

Прибыл на Русь со шведским отрядом, чтобы помочь русским в войне с поляками. В неразберихе вместо этого решил «урвать» для Швеции порядочный кусок русской территории.

К «чести» Делагарди, к русским он относился вполне «вежливо», и свое намерение разделить Русь объяснял не борьбой против русской агрессии, а «историческим стремлением» Северо-Западной Руси к Швеции. Мол, ребята, «у вас тут такой бардак, извините, смута, так что ничего личного, просто бизнес». Он и Рюрика вспомнил, этот образованный аристократ Делагарди, но вот про вечное стремление России кого-то завоевать — ни слова. Да и как бы он доказывал агрессивность Руси, будучи со своим отрядом в Новгороде?

И кто бы ему поверил в Смутное время, когда Русь стала землей обетованной для всяческих европейских авантюристов?

В общем, кричал о русской агрессии громче всех тот, кто больше всех сам наследил на Руси. И тот, кто больше всех Руси боялся.

В XVІ-XVІІ веках миф о русской агрессии оставался локальным польско-литовским мифом. Польша навязывала его Европе, но получалось не особо хорошо.

В первой половине XVII века Московия воевала с Речью Посполитой, и воевала успешно, присоединив Смоленскую землю. Но во всей остальной Европе это трактовалось, как война двух государств за спорную территорию. «Оршанская пропаганда» так и не настроила Европу против Москвы: Европе было глубоко наплевать и на Смоленск, и на всю «Тартарию» к востоку от него.

В Речи Посполитой, союзном государстве Польши и Великого княжества Литовского, южные русские земли, будущая Украина, оказались в составе Королевства Польского. Православное население Руси жестоко притеснялось поляками-католиками, которые называли православное крестьянство коротко и ясно — быдло, то есть попросту говоря, — скот, скотина. С 1600 по 1640 год на Украине вспыхнуло до ста восстаний со стороны православного населения. С 1648 года отдельные очаги восстания сливаются в единый пожар под руководством Богдана Хмельницкого.

Не будем изображать этого сложного человека как народного заступника и сторонника единого русского государства. С Польшей он начал войну в основном из-за денег и личных обид: худородных Хмельницких затирали богатые магнаты, князья Вишневецкие. Доходило до частной войны: до нападений вооруженных отрядов на имения враждовавших семей. Во время одного из таких нападений враги не только сожгли и разграбили имение Богдана Хмельницкого, но и запороли насмерть его 10-летнего сына.