Отто Кифер - Сексуальная жизнь в Древнем Риме

Любовь к Марату съедает меня без остатка,
Тщетны искусства и песни тщетны мои.
Я для него лишь посмешище! Мальчик, пощады —
А не то мой совет станет лишь словом пустым.

Близится день ненавистный рожденья, его без Церинта
В скучной деревне одной в грусти придется провесть.
Что отраднее города? Кстати ли деве деревня
И в Арретинских полях речки холодной поток?
Ты уж, Мессалла, уймись, обо мне ты безмерно хлопочешь,
И перестань толковать про своевременный путь.
Хоть увезешь меня, здесь я душу и чувства оставлю,
Если уж ты не даешь жить, как желала бы я.

В Риме возможно провесть день мне рождения твой [83],
Пусть мы все этот день проведем с таким же весельем,
Как нежданно к тебе волей судьбы он пришел.
Во время болезни она пишет возлюбленному (iv, 11):
Есть ли к деве своей, Церинт, в тебе состраданье,
Что расслабляющий жар тело мне нынче томит?
Ах! Не иначе бы я победить все недуги желала,
Как при мысли, что ты хочешь того же и сам.
А какая ж мне польза болезнь победить, если можешь
Ты со спокойной душой вынесть страданья мои?

Хоть бы не быть мне, мой свет, столь страстно тебе
вожделенной,
Как за несколько дней я, мне казалось, была,
Ежели я не скажу, что не делала в юности целой
Глупости, в коей бы я каялась более той,
Что я вчера одного тебя оставила ночью,
Из желания скрыть только мой собственный жар.

Вот и явилась любовь, которую меньше бы славно
Было скрывать, чем ее перед другим обнажать.
Внявши моленьям моих Камен, его Цитерея
Привлекла и ко мне здесь положила на грудь.
Все обещанье Венера исполнила; пусть мою радость
Тот передаст, кто своей, как говорят, не имел.
Я ничего посылать не хочу в запечатанных письмах,
Я б не хотела, чтоб кто раньше его их прочел.
Мне же приятен мой грех, противно носить мне личину
Из-за молвы; знай она, стою достойного я.

В день рожденья прими, Юнона, ты ладана ворох,
Что изящной тебе дева приносит рукой,
Ныне оделась она для тебя, для тебя причесалась,
Чтобы приглядней стоять ей пред твоим алтарем.
Хоть, богиня, в тебе она ищет причину наряда;
Есть, однако, кому нравиться хочет тайком.
Ты же, святая, устрой, чтоб любви их никто не расстроил,
А обоюдную цепь юноше тоже сготовь.
Так ты сведешь хорошо; никакой он лучше не может
Деве служить, да и ей лучшего мужа не знать.
Дай, чтоб недремлющий страж не мог влюбленных застигнуть,
Пусть для обмана путей тысячи кажет Амур.
Дай согласье, кивнув, и явись в пурпурной одежде;
Трижды дадим тебе яств, трижды, богиня, вина.
Матери дочь подсказать старается то, о чем молит;
Та ж про себя о другом молится, вся уж твоя.
Ибо пылает она, как пышущий камень алтарный,
И не желала б, хоть будь можно, здоровою стать.

Будет всегда и в числе праздничных дней для меня.
При рожденьи твоем возвестили новое рабство
Парки всем девам, тебе ж дали высокую власть.
Больше пылаю я всех, но я рада, Церинт, что пылаю,
Если взаимным огнем сам ты исполнен ко мне.
Будь же взаимна, любовь; о том ради неги украдкой,
Ради твоих я очей, Гения ради молю.
Мощный Гений! Прими благосклонно моленья и ладан,
Если и он, обо мне мысля, пылает и сам.
Если ж, быть может, теперь о других он любовно вздыхает,
То от неверного ты, чистый, беги алтаря.
И правосудна ты будь, Венера! Или оба пусть служат
Вместе тебе, иль мои узы уже облегчи.
Но пусть лучше мы оба надежною свяжемся цепью,
Чтобы затем никакой день нас не мог разлучить.
Ведь и юноша молит о том же, как я, только скрытней;
Стыдно открыто ему эти слова говорить.
Ты же, Гений, которому все, как богу известно,
Все подтверди, не равно ль тайно иль явно молить?

Вняты мольбы: посмотри, как на трепещущих крыльях
Для супругов несет желтые узы Амур!
Узы, которым всегда пребывать, хоть ленивая старость
Уже морщин наведет и посребрит волоса.
День рожденья – деда сойди; позаботься о внуках,
Чтобы у ног здесь твоих сонм заиграл новичков.