Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 2, Море)

Землянка, выложенная внутри бревнами, и есть корчма. Снаружи большой бугор снега, а на верхушке его кол с зеленой тряпкой. Вместо трубы дыра. Невысокий плетень вокруг.

При слабом свете глиняной плошки, у длинного дощатого стола, бушуют хмельные питухи. Пьяный, потерявший образ человеческий, стрелецкий десятник Меркурий Невклюдов, стоя во весь рост и подняв чашу, восклицал:

- Что ти принесем, веселая корчма? Каждый человек различные дары тебе приносит со усердием своего сердца: поп и дьякон - скуфьи и шапки, однорядки... Чернецы - рясы, клобуки, свитки, все вещи келейные... Пушкари, стрельцы и сабельники саблю себе на шею готовят!..

Из мрака вдруг протянулась рука, дернула стрельца за полу кафтана.

- Буде! - рявкнул грубый, сиплый голос.

Стрелец лениво повернул голову:

- Ты кто?

- Наш нос не любит спрос... Не кивай, не моргай, - лучше вина подай!

- Живешь-то где? - не унимался стрелец.

- Против неба, на земле, в непокрытой улице. Вот где! Помилуй, дядя, не бранись, коли не по нраву пришелся.

- Вора помиловать - доброго погубить, - вот мой тебе сказ! огрызнулся стрелец.

Во всех углах послышалось хихиканье.

- Молчи, стрельче! В убытке не будешь. Знаю я вас... Лапти растеряли, по дворам искали, было шесть - нашли семь.

Взрыв хохота. Невидимым во мраке, но в изобилии набившимся в кабак питухам весьма понравились слова смельчака. Заинтересовались. Потребовали: "Выйди, человек, к свету, покажись".

Стали разглядывать: коренаст, бородат, глаза воровские, шрам на щеке; назвался бездомным странником, не знающим родства.

Никто ему не поверил, от этого стало еще веселее.

- Хлебни за князя Андрея Курбского!

Стрелец сунул свою чашу бездомному. Тот помолился, потом выпил, затряс бородой от удовольствия.

- Бог спасет, добрый воин. За кого ни пить, лишь бы пить. Я не задумчив, мал чином... Вон бояре... были, были и волком завыли, а князь Курбский орел у нас!

И вдруг, злорадно оскалив зубы, выпучив белки, прошептал стрельцу на ухо:

- Наш брат вором зовется, а кто боле бояр крадет? Вчерась еще троим головы смахнули. Слыхали ли?

Стрелец протер глаза, с удивлением посмотрел на него, погрозил кулаком:

- Мотри. Чужой бедой сыт не будешь!..

Из-за стойки послышался голос Генриха Штадена:

- Чужой беда?! Люблю слушать умной речь!

- Сиди, немчин! Ты знай - монеты считай, а мы пропивай. Токмо тем и дышим, што знать ничего не знаем и ведать не ведаем...

Штаден вздохнул с притворной обидой:

- Не понимаю! Русский слово не всякий понимаю...

Кто-то из угла тихо, с усмешкой сказал:

- Где ему корысть, - он живо поймет, а где нет корысти, там он не понимает. Знаем мы его. Ушами прядет да хвостом вертит, а говори, да оглядывайся... Сволочь!

Штаден прикинулся, будто не слышит, а сам подумал: "Стрелец Невклюдов... десятник... Не забыть бы. Пускай еще что-нибудь скажет. Да не мешает его напоить, да к себе зазвать".

- И-их, господи! И когда только война кончится... - вздохнул громко, с чувством, хмельной стрелец.

- Измучила война всех... Польза - воробьиный клюв! - поддакнул Штаден.

- Што народу-то сморили... господь ведает... А моря всё не видать!.. - усмехнулся Невклюдов, приняв от Штадена большую кружку браги.

- И не увидим!.. - многозначительно покачал головою Штаден.

- Всё во власти божией и государевой, - вдруг тоненьким, слащавым голоском, нараспев произнес голый, подобрав под себя ноги. - Обесхлебился народ. Обесхлебился!

- Ты уж там, лежебока, помалкивай, не гунди! - крикнул ему в ответ Невклюдов. - Вина, што ли, захотел?.. Н-на. Лакай, дьявол.

Голый проворно вскочил. Выхватив чашу с вином из рук стрельца, стал жадно пить.

- Фу! Дух какой от тя чижолый...

- Ба! Да что же это такое?

Сидевшие вблизи него питухи зашевелились, зажали носы. Пес тоже встрепенулся, стал на ноги, недовольно фыркая, отошел в сторону.

- Сами видите, братчики, живу честно, как малое дите. Прожил век ни за холщовый мех... Будто во сне... Меня не опасайтесь. Глядите на меня весь тут!

- Было бы на что глядеть. Отойди, кобель убогий! Фу, Фу!

Снаружи донесся шум. Послышался властный окрик, затем что-то щелкнуло, будто удар бича, и внезапно дверь распахнулась.

Василий и Григорий Грязные.

В руках кнуты.

- Эй, вы, гости любищи - толстые ваши губищи! - крикнул Григорий оглушительно. - Вылезайте на белый свет!

Питухи всполошились, вскочили; с грохотом повалили скамьи. Первым вылез наружу голый, за ним пес, набросившийся с лаем на Грязных. Сильный удар кнута заставил пса, поджав хвост, с визгом отбежать прочь. На голого Василий брезгливо плюнул, ловко хлестнув его кнутом по заду. Голый подпрыгнул, а затем заплакал, дрожа всем телом...

Стрельца Невклюдова Штаден быстро спрятал в чулан.

- А-а! - в удивлении воскликнул Василий Грязной, увидев бездомного. Вот он где мне попался! Стой, увертыш!

И схватил за руку бездомного.

- Помнишь ли меня?

- Не ведаю... быдто не видывал.

- Врешь, песий хвост, врешь! Ты разбойник и вор, а звать тебя Василий Кречет.

Штаден вступился за него:

- Нам слуга. Наш он. Не тронь!

- Вор тебе слуга.

Штаден деловито подмигнул Грязному и, взяв Кречета за руку, ласково сказал:

- Не бойся... Мой гость будешь... Мой гость!

Кречет нехотя пошел следом за Штаденом, который шепнул Василию Грязному на ухо: "О нем я тебе говорил".

Штаден заперь дверь на засов. Зажег две толстых свечи. Усадил с поклонами за стол своих знатных гостей.

Кречет стал, прижавшись к стене спиною.

- Добро, коль так! Што ж, садись... вина дам, - приветливо кивнул ему Василий Грязной. - Сердце не камень. Человек жалью живет. Рассказывай, где был, што видел?

Кречет стыдливо опустил глаза.

- Много ли душ на белом свете загубил? - спросил насмешливо Григорий Грязной. - Ну! Не скрывай.

- Един бог без греха, - смиренно ответил Кречет, все еще не поднимая глаз.

В это время Штаден что-то шепнул Василию Грязному.

- Знай, лукавая душа, - дело до тебя есть, - сказал тот, выслушав немца.

- Рад служить вашей милости, Василь Григорьич. Што прикажете, то и будет. У меня легкая рука.

Кречет поднялся со скамьи, выпрямился.

- Услужи, услужи мне, дружок, а я тебя от плахи спасу... По делу тебе бы давно надо голову усечь, а вот ты еще жив, да еще в мои слуги норовишь попасть. Выходит: не по нашему хотенью, а по божьему веленью... Благодари бога!

- Известно, батюшка Василь Григорьич, бог найдет и в люди выведет... - заискивающе улыбнулся Кречет.

- Раньше веку не умрешь, - рассмеялся Григорий Грязной, не сводя испытующих глаз с Кречета.

- Так вот, молодчик, слушай!.. Выполнишь мой наказ - награду получишь, одарю по-царски; не выполнишь - сам на себя пеняй.

- Бояться несчастья - и счастья не видать, Василь Григорьич! Послужу, как то угодно вашей милости.