Валентин Костылев - Иван Грозный (Книга 2, Море)

- Добро. Слушай. Найди с десяток таких же, как ты, бродяг и айда в дорогу...

- В каку сторону? - встрепенулся Кречет.

- Молчи. Слушай! Скачи с ними в Устюженскую землю. Есть там монастырь, недалече от Устюжны. Бабий монастырь, и есть там монахиня, игуменья, от роду боярыня Колычева... Посхимилась она. Ныне же имя ее Олимпиада.

Немного подумав, Василий строго и резко произнес:

- Привезешь ее сюда!.. Тайно. Чтоб никто не видел. В возке. Остановишься, не доехав до Москвы; там станешь, где тебе укажет некий монах, што с тобою же поедет... Из Москвы выезжай ночью. Коней и сабли дадут в Засечной избе за Сокольничьей рощей. Туда же и обратно пристанешь. А мы тебя поджидать будем.

- Завтра ввечеру... - добавил Григорий Грязной. - Скажешь засечному десятнику слово: "Устюжна!" Гляди, не проболтайся. Со дна моря достану тебя в те поры... и шкуру с живого сдеру.

Кречет перекрестился.

- Спаси бог, ваша милость. Рад услужить. По такому делу с малых лет! Уж всё одно в аду сидеть.

"Берегитесь! Нет епископа - нет короля!" - так сказал один из французских епископов королю Франциску Первому.

После кончины Макария крепко задумался над этими словами царь Иван Васильевич. Много рассказов слыхал он от дьяков Посольского приказа об этом короле, еще больше того слыхал о его самовластии и премудрости. Пускай о нем говорят обиженные им вельможи, что "король франков теперь стал королем рабов!" Королевскую власть он возвеличил. Одно мысленно осуждал Иван Васильевич - придуманный королем Франциском "королевский совет". Невольно приходили на память Сильвестр, Адашев и другие.

"От сего и происходят ныне губительные смуты у франков", - думал Иван Васильевич.

Однако и государю московскому надлежит немедля поставить иерарха на первосвятительское место.

Трудные дни громоздились один на другой, вырастали в непреодолимые горы. Временами он, царь всея Руси, чувствовал себя задавленным этими жуткими громадами.

Несчастья следовали одно за другим: только что схоронил сына, царевича Василия - дитя царицы Марии; пришлось схоронить брата, князя Юрия Васильевича; теперь... Макарий. Кто дальше?

Иван Васильевич подолгу простаивал у себя в моленной, коленопреклоненный перед иконами, мучимый сомнениями, терзаемый неутешною печалью.

"Господи! Не надломилось ли сердце мое, и не омрачились ли гордынею очи мои, и не входил ли аз в недосягаемое для меня?! Усмотри, успокой душу мою, как душу дитяти, отнятого от груди матери! Но можно ли, господи, то почесть гордынею, коли жаждою горит душа царя, благохотящего, любящего свою землю?"

Только что вышел медленною походкой в раздумьи из царских покоев Никита Романович, брат покойной царицы Анастасии. Гадали с ним, кого поставить митрополитом.

- Не позволю, чтоб с первосвятительского трона сеяли семена вассиановского суемудрия. Не время церковной распре. О ней помышляют мои недоброхоты. Бегают по монастырям, сбивают игумнов с толку.

Никита Романович взял на себя смелость сказать, что митрополита выбирает собор епископов; неуместно царю вмешиваться в это дело.

Иван Васильевич хмуро улыбнулся:

- Не господь ли бог дал мне власть? Не его ли милостию сижу я на троне?! - царь нервно захлопал ладонями по локотникам кресла. Преподобный Иосиф из Волоколамского монастыря сказал: "царь естеством подобен есть всем человекам, властию же подобен высшему богу..." Так и будет, Никита!

Покраснел до ушей государев шурин от неловкости, а затем, опустив глаза, кротко произнес:

- Истинно. Премудрость божия во всех делах твоих, государь!

Царь укоризненно покачал головою:

- Пора бы тебе знать, что ставленники монастырские и боярские - не на пользу святой церкви. Намучилась она с ними: и унижена была, и беспризорна, и раздираема. Один тянет к себе, другой к себе, - и невесть кого слушать епископам, игумнам и попам. Оттого великие нестроения пошли на Руси. Патриарх далече, за морем, а царь богом посажен до смерти на великой Москве... Он и решит.

Никита Романович, посидев еще немного, низко поклонился Ивану Васильевичу, пожелав доброго здоровья при расставаньи. Он унес с собою из царского покоя великую тайну: государь назвал имя своего духовника, чина невысокого - благовещенского протопопа Андрея - близкого и покорного царю пастыря иосифлянского толка.

Именно протопоп Андрей, по приказу митрополита Макария, составил "Книгу степенную царского родословства", а в ней высоко поднято и красно сказано об исконных правах на царский престол его, Ивана Васильевича.

Протопоп доказал, что истинный наследник "царя Владимира" именно он "богом утвержденный скипетродержатель, царь всея Руси Иван Васильевич".

О московском княжеском доме Андрей написал: "Сад доброраслен и красен листвием и благоцветущ, многоплоден и зрел, и благоухания исполнен". Всё это очень пришлось по душе Ивану Васильевичу. Степенная книга, грозная книга! В ней говорится: "Да примут месть и да престанет дерзость в Русской земле помышляющих злое на самодержавных, дабы и прочие не навыкают убивать государей на Руси, но со страхом повинуются величию царства начальников Русской державы".

Царь в беседе с Никитой Романовичем высказал желание восстановить для московского митрополита белый клобук с рясами и херувимом, как то было в древности у святых митрополитов московских Петра и Алексея.

- Чего ради святители новгородские носят белые клобуки? - сердито сказал он. - Нигде в писаниях того нет, чтоб та честь надлежала единственно новгородским святителям. Москва моложе Новгорода, но в ней царь-державоносец... Она ближе богу.

И о печати для московского митрополита Иван Васильевич говорил, что собор епископов должен установить митрополиту печатание красным воском, как то есть у новгородских архиепископов, и чтоб на одной стороне печати было изображение богоматери с младенцем, а на другой рука благословляющая, с именем митрополита.

- Московский митрополит должен быть выше новгородского.

Никита Романович, выходя из дворца и усевшись в свой возок, озабоченно вздыхал, опасаясь, что вмешательство царя в церковные дела озлобит еще сильнее боярскую и монастырскую знать.

После ухода Никиты Романовича царь стал рассматривать поданный ему сегодня тайный список людей, замеченных Малютою в пристрастных суждениях об избрании митрополита.

В корчме немчина Штадена стрелецкий десятник Невклюдов говорил, что-де "от собора того нечего ждать, окромя душевредства и бесконечной погибели", а иноков называл "непогребенные мертвецы", ибо все одно им "аминь". Дьяк Нефедов из Посольского приказа, он же оружейник, старинный друг изменника боярина Телятьева, посещавший некогда и Сильвестра, под хмельком говорил, что "царю-де надлежит царство держати с боярами да с князьями, а не с иноками и попами. Как того царь похочет, так и на соборе явится, и ждать доброго избрания богомольцам неча". Малюта говорил об этом дьяке, будто бывший конюх Нефедова Василий Кречет показал, что "оный Нефедов задумал бежать в Литву к тому изменнику, иуде Телятьеву".