Н Козин - Постижение России; Опыт историософского анализа

Следовательно, вопрос должен быть правильно поставлен: о вхождении России не в общечеловеческую, а в локальность иной цивилизации, неизбежным следствием которого станет изменение основ собственной, русско-российской, вплоть до их преодоления в принципе. А это больше, чем утопия в истории, это уже преступление против нации, ее истории и цивилизации. Нельзя иначе квалифицировать и попытку подменить национальные ценности общечеловеческими, признать примат последних над первыми и на этой основе чуть ли не обязать нацию вновь, как и с коммунистическими ценностями, жить по-новому понятыми общечеловеческими, жить тем, что отлучает ее от собственных национальных ценностей и интересов и в этом отлучении вновь находить особую миссию России и конечный смысл Русской идеи.

Не следует продолжать борьбу с очевидностью: мы не "народ-Мессия", "народ-богоносец" - мы абсолютно нормальный народ, вся ненормальность которого определяется только глубиной слома базовых структур цивилизационной, исторической и национальной идентичности, которая и создает условия для ложных форм идентичности в истории и для напяливания на себя мессианских комплексов, отчуждающих страну и нацию от обустройства себя во всемирной истории в качестве России-цивилизации. Нет у нас никакой особой миссии в человечестве по его осчастливливанию и объединению, хотя бы потому, что в течение последнего столетия мы оказались не в состоянии объединить и осчастливить даже самих себя в пространстве собственной истории и как раз потому, что превратили его в пространство слома основ своей цивилизационной и национальной идентичности, в пространство осуществления вненациональных целей, ценностей и смыслов бытия в истории.

Пора отказаться от иллюзии, что Россия выполняет в мировой истории какую-то особую миссию, отличную от той, чтобы быть просто Россией, в конце концов, Великой Россией. А поскольку это именно так, то конечный смысл Русской идеи, как национальной идеи России, не может быть иным, как только русским и российским, как только таким, который позволяет и стране, и нации сосредоточиться на самих себе и, следовательно, на таком бытии и развитии в истории, которое становится бытием и развитием на основе саморазвития ценностей собственной цивилизационной, исторической и национальной идентичности, их русско-российской сущности.

Но в чем в итоге должен заключаться конечный смысл сосредоточения России на саморазвитии русско-российской сущности локальности своей цивилизации, который и должен определить ее действительное место и историческую миссию в современной истории? Что есть Россия, чем она должна и действительно может стать в общем потоке цивилизационного прогресса всемирной истории?

Поиск ответа на эти вопросы восходит к представлениям об основном векторе цивилизационного прогресса, отличающего его от формационного, к общим представлениям о его содержании. Оно и позволяет понять то главное, ради чего приходит в историю любая локальная цивилизация, во имя чего она совершает восхождение по ступеням цивилизационного прогресса, понять, в чем его конечный смысл. Ведь если формационный прогресс есть, по преимуществу, социально-экономический и политический, то цивилизационный не только включает в себя формационный, подчиняя его целям и задачам социокультурного - экономическому и политическому обеспечению саморазвития основ локальности цивилизации, но и определяется тем, с какой широтой и глубиной синтезирует в себе все многообразие форм цивилизационного творчества в истории. На эту сторону проблемы стоит обратить особое внимание.

Основной вектор и связанное с ним основное содержание цивилизационного прогресса - это вектор и содержание исторического синтеза всего многообразия форм цивилизационного творчества в истории на базе саморазвития одного и того же генетического кода истории. Чем больше он обнаруживает способности к равновеликому развитию всех форм исторического творчества, чем больше через них развивается человеческая сущность, тем более развитой оказывается локальная цивилизация. В отличие от формационного, цивилизационный прогресс имеет выраженное человеческое измерение и воплощение, ищет и находит конечный свой исторический смысл в человеке, в изменении духовных основ истории в основах его души.

В этом смысле конечный итог цивилизационного прогресса заключается не в прогрессе экономики или политики, хотя он вмещает в себя и эти измерения. Он в прогрессе самого человека, его души и человечности, в социокультурном и духовном освоении мира, в тех ценностях и смыслах бытия, которые делают бытие соразмерным человеку, накладывают на него печать человечности, наполняя его особыми гуманистическими смыслами, раскрепощающими дремлющий не только в человеке, но и в самом бытии неисчерпаемый потенциал человеческой сущности, реализуя его в новых измерениях, в новых свойствах, связях и отношениях.

Иными словами, более развитой будет та локальная цивилизация, которая не только опирается на более развитые формационные качества общества, преуспела в формационном прогрессе, в создании условий для его продолжения и подчинения целям и задачам своего цивилизационного развития, в частности, сохранению и развитию основ локальности своей цивилизации. В конечном счете, более развитой станет та локальная цивилизация, которая на острие формационного прогресса сумеет достичь большей многосторонности соединения в себе всего многообразия форм цивилизационного творчества, сумеет превратить их в средство развития и раскрытия сущности человека в ее новых, ранее нереализуемых измерениях. Соответственно, локальная цивилизация существует до тех пор, пока является способом саморазвития сущности человека в своих локальных этнокультурных, цивилизационно обусловленных формах. Именно с опорой на достижение большой многосторонности соединения в одной и той же локальной цивилизации разных форм цивилизационной деятельности строит свою классификацию цивилизаций по степени цивилизационного прогресса Н. Я. Данилевский.

Выделяя в качестве базовых форм исторической жизни локальной цивилизации религиозную, культурную, политическую и экономическую деятельность, Н.Я. Данилевский выделил четыре главных культурно-исторических типа бытия в истории в зависимости от степени соединения в каждом из них основных форм исторической жизни. Первичные типы - египетская, китайская, вавилонская, индийская, иранская древневосточные цивилизации. Они, по мнению автора, не проявили в особенности ни одной из вышеперечисленных сторон человеческой деятельности, а были, так сказать, "культурами подготовительными, имевшими своею задачей выработать те условия, при которых вообще становится возможною жизнь в организованном обществе. Все было в них еще в смешении; религия, политика, культура, общественно-экономическая организация еще не выделились в особые категории деятельности". Цивилизации, последовавшие за ними, "развили каждая только одну из сторон культурной деятельности: еврейская - сторону религиозную, греческая - собственно культурную, а римская - политическую". Это "одноосновный" тип цивилизации. "Двухосновный" образует германо-романский культурно-исторический тип с преимущественным развитием научной и промышленной формы деятельности. В отличие от него славянский "в первый раз представляет синтез всех сторон культурной деятельности", что дает основание надеяться на то, что он станет "первым полным четырехосновным культурно-историческим типом"1.