Юлиус Белох - Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

Но храм был немыслим без идола. Старые истуканы, камни, деревянные колоды и т.п., уже не удовлетворяли ре­лигиозной потребности общества; человек хотел созерцать своего бога в таком же виде, в каком представлял его себе в воображении. Вначале довольствовались тем, что на круг­лом или плоском куске дерева выделывали голову и иногда также половой член; отсюда позже развились гермы. В изо­бражении остальных частей тела не представлялось надоб­ности, так как в ту эпоху, и отчасти еще до классического времени, идолы обыкновенно облекались в драгоценные ткани. Постепенно начали изображать всю фигуру; первые попытки в этом направлении были, конечно, крайне несо­вершенны и вызывали улыбку на устах позднейших греков. Но современники дивились красоте этих статуй и приписы­вали их изобретение Дедалу, который первоначально был тождествен с самим богом Гефестом. Он считался родона­чальником многих родов художников в Греции.

Правда, первые попытки делать статуи из камня отно­сятся к отдаленнейшей доисторической древности; это — те грубые женские идолы с греческих островов, о которых мы выше говорили (с. 102). Но резьба по дереву оставалась до VI века господствующим видом пластики. Еще Дипэн и Скиллис из Крита, первые греческие скульпторы, достигшие некоторой известности, и даже их ученики, наряду с мра­морными статуями изготовляли еще и деревянных идолов; древнейшие статуи победителей в Олимпии (около 500 г.) также были вырезаны из дерева. Вторым центром мрамор­ной скульптуры сделалась Иония; здесь в VI веке действова­ли художники Миккиад из Хиоса, его сын Архерм и сыновья последнего Бунал и Афенис; отсюда переселился в Афины Энлой в то время, как здесь, под покровительством Писистратидов, начала развиваться оживленная художественная деятельность.

Теперь начали выделывать статуи и из металла. При этом еще по старой привычке ковали металл молотом, а за­тем склепывали; таким образом Клеарх из Регия, по преда­нию, ученик Дипэна и Скиллиса, приготовил для Спарты статую Зевса. Около 550 г. самосские мастера Рэк и Феодор изобрели способ отливки статуй из металла или, вернее, пе­ренесли это искусство, давно известное на Востоке, в Гре­цию, где оно имело огромные последствия для развития пла­стики.

Несмотря на все эти успехи, скульптура все еще стоит на довольно низкой ступени. Правда, художники обнаружи­вают замечательное знание человеческого тела, какого нико­гда не достигали восточные народы; но они еще не умеют придавать своим фигурам естественных поз. В особенности лицо лишено всякого выражения; все статуи этого времени носят одну и ту же стереотипную улыбку на губах; искусст­во еще совершенно не в состоянии передавать индивидуаль­ные черты. Портретную статую можно было отличить от идеальной только благодаря надписи. Таким образом, пла­стическое искусство в конце VI столетия далеко еще не дос­тигло той степени совершенства, какую уже обнаруживают в это время поэзия и музыка. Но труднейшая часть работы бы­ла и здесь исполнена, технические трудности большею ча­стью устранены, и благодаря этому сделалось возможным появление в следующем периоде таких неподражаемых об­разцов искусства, как произведения Фидия, Иктина и Полигнота.

Как все народы, рассеянные по большим пространствам, греки поздно сознали свое племенное единство. У Гомера еще нет общего имени для всей нации — нет, сообразно с этим, и отрицательного признака греческого национального чувства — обозначения всех негреков варварами. Но само национальное чувство уже проснулось. В то время, когда заканчивалась наша „Илиада", Троянская война уже пред­ставлялась общегреческим предприятием, и в „Списке ко­раблей" это представление получило вид законченной сис­темы. Грустно видеть, что здесь, на пороге греческой исто­рии, был в поэтических образах выставлен идеал, так мало осуществленный дальнейшей историей.

Пробуждавшееся национальное чувство получило внеш­нее выражение прежде всего в религиозной области. Дельфы и Додона уже в гомеровские времена были святынями для всего народа; несколько позже к ним присоединяется Олим­пия. Остров Делос становится религиозным центром всего ионийского племени по обе стороны Эгейского моря. Вокруг одной из этих национальных святынь — вокруг Дельфий­ского храма — образовался первый постоянный союз гре­ческих племен, вышедший за пределы отдельной местности.

Храм Деметры близ Анфелы, при входе в Фермопиль­ское ущелье, которое соединяет Фессалию с Южной Греци­ей, был с давних времен религиозным центром для „окрест­ных жителей", собиравшихся сюда для совместных жертво­приношений.

Позже, когда большое значение получил храм Аполлона в соседних Дельфах, т.е. приблизительно с VIII века, он сде­лался вторым средоточием „союза окрестных жителей", или, как его называли греки, — Амфиктионии. С этих пор круг участников стал все более расширяться, пока в него не во­шла, наконец, вся Греция от Истма до Олимпа. Здесь мы на­ходим фокейцев, к области которых принадлежали Дельфы, соседних дорийцев и локрийцев, далее все племена Фесса­лии, а рядом с фессалийцами даже малийцев, энианцев, долопов, фтиотийцев, магнетов, перребов, наконец, эвбейцев и беотийцев. Каждый из этих народов имел в совете амфиктионов два голоса; уполномоченные и их помощники соби­рались два раза в год — осенью и весной. Сначала в Фермо­пилах, затем в Дельфах совершали жертвоприношения; по­том приступали к обсуждению общих дел, как, например, содержание храмов, заведование священными сокровищами, устройство священных игр и проч. При исполнении своих решений союз имел право, в случае надобности, требовать вооруженной помощи от своих членов. В политические во­просы Амфиктиония не вмешивалась; участвовавшим в ней государствам разрешалось воевать друг с другом, сколько им было угодно, но они были обязаны соблюдать при этом известные международные условия; так, ни один из принад­лежавших к союзу городов не имел права во время войны разрушить другой союзный город или отрезать его от воды.

Как ни был шаток этот союз, он все же должен был зна­чительно поднять в участниках чувство национального единства. В самом деле, весьма вероятно, что именно под влиянием дельфийской Амфиктионии стали обозначать име­нем „эллинов" весь греческий народ, потому что первона­чально Элладой называлась только область на юге Фессалии, и в таком значении это слово встречается еще у Гомера. Только около середины VII века Архилох и приблизительно в то же время Гесиод в „Трудах и Днях" употребляют слово „эллины" или, скорее, „панэллины" для обозначения всей нации. В „списках" Гесиода мы уже находим царя Эллина — героя-эпонима греческого народа, и с этих пор имя „эллины" входит во всеобщее употребление.