Юлиус Белох - Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии

Эсхин мог гордиться своим успехом; он отвратил от Афин опасность священной войны. И какая перспектива от­крывалась перед Афинами, если бы они воспользовались новым положением вещей и отважились принять участие в походе против Амфиссы! Афины могли смыть пятно, ле­жавшее на них еще со времени Священной войны, и даже война с Филиппом легко могла бы быть прекращена на поч­ве общего уважения к дельфийскому святилищу и при по­средничестве фессалийцев. Тогда афиняне и македоняне могли бы совместно обратить свое оружие против оплота персидского царя в Элладе — против Фив, которые Филипп должен был видеть у своих ног, прежде чем приступить к осуществлению своих национальных планов.

Одну минуту казалось, что дело примет именно такой оборот. Афиняне одобрили образ действий Эсхина и в мину­ту первого энтузиазма были готовы извлечь меч на защиту дельфийского бога. Демосфен, конечно, воспротивился это­му всею силою своего влияния, и при отвращении афинян к походам ему легко удалось убедить народ, что наилучшая политика в амфисском деле — политика нейтралитета. Вви­ду этого Афины не приняли участия в упомянутом выше экстраординарном собрании амфиктионов; то же сделали Фивы, находившиеся в тесной дружбе с Амфиссою; таким образом был сделан первый шаг к сближению между обеими великими демократиями.

Между тем остальные амфиктионы собрались и решили объявить священную войну против Амфиссы; верховное на­чальство было вверено председателю Совета амфиктионов, Коттифу из Фарсала. Действительно, амфиктионово войско выступило в поход, но не сумело покорить Амфиссу; поэто­му на собрании амфиктионов поздним летом 339 г. было по­становлено передать начальство царю Филиппу, который только что вернулся из своего скифского похода.

Филипп не мог отказаться от поручения, возложенного на него амфиктионами, как ни было оно для него неудобно в данную минуту, ибо при тесных отношениях, какие сущест­вовали между Фивами и Амфиссой, экзекуция против по­следней неминуемо должна была толкнуть Беотию в объятия Афин. Поэтому прежде всего надо было попытаться достиг­нуть соглашения с Фивами. Между тем как часть македон­ского войска направилась к Амфиссе и заняла Китинион в Дориде, — сам царь с главной армией двинулся через Фер­мопилы в Фокиду и занял крепкую позицию у Элатеи. От­сюда он отправил послов в Фивы, суля последним соблазни­тельные выгоды, в случае если Беотия примет участие в войне против Афин или по крайней мере разрешит македон­скому войску пройти в Аттику. Македонское войско, стояв­шее в полной готовности у границы, служило яркой иллюст­рацией к словам послов.

В Афинах известие о занятии Элатеи произвело впечат­ление грома из ясного неба. В воображении народ уже видел Филиппа и фиванцев под стенами; пританы велели тотчас трубить тревогу, и так как известие получено было в сумер­ки, — посредством сигнальных огней сообщить сельскому населению о грозящей опасности. Всю ночь город находился в лихорадочном возбуждении; когда утром народ собрался на Пниксе, все взоры обратились на Демосфена. По его предложению было решено отправить посольство в Фивы во главе с самим Демосфеном, чтобы предложить им союз про­тив Филиппа; вместе с тем гражданское ополчение было призвано к оружию и двинуто к границе, в Элевсин.

Судьба Афин находилась теперь в руках Фиванского народного собрания. Известие о взятии Элатеи произвело, разумеется, и здесь глубокое впечатление. Фиванцы ясно рисовали себе все ужасы войны, которая ждала их в том слу­чае, если бы они отвергли требования Филиппа, тогда как, примкнув к царю, Беотия была бы ограждена от всякой опасности. Кроме того, союз с царем дал бы Фивам возмож­ность, наконец, основательно рассчитаться с Афинами, чего желал уже Эпаминонд и что еще теперь для многих фиванцев являлось высшею целью их стремлений. Но, с другой стороны, было ясно, что, содействуя крушению Афинской державы, Фивы сами разрушили бы единственный оплот, который они имели против Филиппа; такая политика должна была привести к тому, что Фивы попали бы в положение за­висимого союзника Филиппа. Напротив, если бы Фивы при­няли предложения Демосфена, — их ждала в случае победы блестящая награда — восстановление беотийской гегемонии в Фокиде и Фессалии; тогда Фивы сразу вернули бы себе все могущество, которым они располагали до Священной вой­ны. Эти надежды одержали верх над всеми опасениями; Фи­вы отвергли предложения Филиппа и вступили в союз с Афинами. Разумеется, они воспользовались критическим положением Афин, чтобы продать свою помощь возможно дороже. Афины впервые формально признали гегемонию Фив в Беотии и тем отказались как от восстановления союз­ной Платеи, так и от владычества над Оропом. Верховное начальство на суше было, по крайней мере фактически, пре­доставлено Фивам, так как война должна была вестись в их области или на ее границах; военными действиями на море должны были руководить обе стороны совместно, тогда как военные издержки должны были падать на Афины двумя, на Фивы одной долею. Эти условия многим в Афинах казались недостойными и давали врагам Демосфена обильный мате­риал для обвинений; но при данном положении вещей союз с Фивами был куплен все-таки дешевой ценой.

Действительно, заключением этого союза политика Де­мосфена достигла блестящего успеха, который и не замед­лил произвести сильное впечатление в Элладе. Теперь, на­конец, Демосфену удалось сплотить в более тесный союз второстепенные государства, союзные с Афинами,— Эвбею, Мегару, Коринф, Ахею, Керкиру — и добиться от них согла­сия на уплату правильных взносов в общую военную кассу, на каковые средства должно было быть снаряжено наемное войско в 15 ООО человек и 2000 лошадей. Даже пелопоннес­ские союзники Филиппа отказали царю в присылке вытребо­ванных им войск и решили оставаться нейтральными в пред­стоящей войне.

Филипп также был смущен оборотом, который приняли дела. Он надеялся беспрепятственно пройти до афинских стен и теперь вместо этого принужден был начинать серьез­ную борьбу против равных, если не превосходящх сил: одна неудача могла погубить плоды многолетних трудов. Ввиду этого он попытался возобновить переговоры. Фиванское правительство, ясно сознавая всю важность обстоятельств, было готово принять его предложения, да и в Афинах опыт­ные полководцы, как Фокион, советовали не отталкивать протянутой руки. Но Демосфен был убежден, что решитель­ной войны с Филиппом рано или поздно невозможно будет избегнуть, и справедливо полагал, что более благоприятных условий для этой войны, чем те, какие существуют в данную минуту, Афины никогда не найдут. Он грозил потащить за волосы в темницу всякого, кто осмелится говорить о мире с Филиппом, и этим заставил замолчать оппозицию в Афинах; в крайнем случае он был готов продолжать войну и без Фив. Его уверенность в победе увлекла, наконец, и колебавшихся беотархов. Предложения Филиппа были отклонены, и нача­лась война.