Виктор Муратов - Командарм Лукин

Стрелковые полки майора Алахвердяна и полковника Александрова успели раньше врага развернуть подразделения и перешли в наступление. Бой был коротким и жестоким.

Командарм сам решил посмотреть место недавнего боя и отправился на командный пункт полковника Чернышева. Смурыгин вел эмку по изрытой снарядами пыльной дороге. Лес вдоль дороги был обезображен. Сраженные снарядами, рухнули могучие сосны. Они прикрыли своими кронами землю, будто пытались защитить ее от огня и металла. Лишь кое-где чудом сохранились нетронутые деревья. Они одиноко возвышались над этим лесным кладбищем.

Из-за поворота показалась большая группа пленных.

— Сдай, Петя, в сторону, — сказал Лукин, — пропусти завоевателей.

Смурыгин отвел эмку на обочину. Пленные шагали бодро. Многие были без пилоток, мышиного цвета френчи расстегнуты до пояса, рукава закатаны. На лицах лет уныния. Некоторые, глядя на генерала, заискивающе улыбались, как бы извиняясь за вынужденную задержку штабной машины.

— Первый раз так близко вижу фашистов, — признался Клыков.

— А мы их видали уже под Шепетовкой, — распрямил плечи Смурыгин. — А теперь вот парад принимаем.

— Даже как-то странно, — продолжал Клыков. — Немцы вроде и довольны, что в плен попали.

— А чего им унывать, для них война закончена, — со знанием дела пояснил Смурыгин и, обернувшись на заднее сиденье, продолжал: — Никак не пойму, товарищ командующий. Вот идут люди. Ну прямо обыкновенные люди. А каждый — зверь, дай волю, вцепится зубами в глотку и загрызет. Откуда у человека зверство такое появляется?

Лукин и сам только что подумал об этом, но найти простой ответ на этот вопрос было трудно. Тут не обойтись без размышлений о том, как умело фашистская пропаганда растлевала души немецких обывателей, как за короткий срок сумела внушить им мысль о превосходстве арийской расы, единственной, с ее точки зрения, имеющей право на жизнь и господство над другими.

Лукин вспомнил изуродованного гитлеровцами старшего политрука Ткаченко и, глядя на колонну, так и не смог ответить ни Смурыгину, ни самому себе, как, в какой момент человек теряет все, что есть в нем человеческого.

Когда Лукин появился на командном пункте дивизии, бригадный комиссар Рязанов допрашивал там пленных. Завидя командарма, он приказал было увести их, но Лукин возразил:

— Оставь немцев, хочу поговорить.

— Это австрийцы, — сказал Рязанов. — Из сто тридцать седьмой пехотной дивизии генерал-лейтенанта Бергмана. Прибыли пешим порядком от самого Буга. Говорят, никак не ожидали, что их побьют. Офицеры их заверили, что в Смоленске русских нет.

— Спросите, не боятся они, что попали в плен к коммунистам?

Рязанов задал вопрос и перевел:

— Отвечают, бояться им нечего. Говорят, что у некоторых отцы и деды в первую мировую войну были в русском плену. Им жилось неплохо. Они работали у помещиков, были сыты, обращались с ними хорошо. Многие женились на русских девушках и потом увезли их в Австрию, а многие сами остались в России. Эти тоже надеются, что их отправят на сельскохозяйственные работы.

В землянку спустился полковник Чернышев. Разгоряченный недавним боем, он был возбужден. Доложив о прибытии, он тронул кончиками пальцев «папанинские» усики и сообщил о результатах боя. Почти полностью были разгромлены два полка, немцы потеряли до пятисот человек убитыми, около трехсот человек взято в плен.

— Что особенно важно, — говорил Чернышев. — Нам достались автоматы, очень много патронов. Теперь есть чем вооружить бойцов. К нашим винтовкам патронов почти нет, а помощь, как я понимаю, пока не предвидится.

— К сожалению, это так. Но и в таких условиях можно бить врага. А, Петр Николаевич, ведь можно?

— Потихоньку учимся… Но дорого нам обходится эта учеба. В полках большие потери.

— Да, несем потери… В других дивизиях положение еще тяжелее. Знаешь, Петр Николаевич, у нас на академических курсах был преподаватель Анищенко. Так он любил приговаривать: «Дэ ты бачив, шоб наука лизла в голову без дрюка?»

— Оно так, товарищ командующий, да дрюк-то больно тяжелый.

— Твои герои сегодня показали, как надо бить врага. Я встретил колонну пленных. Куда их повели?

— В тыл.

— А где тыл? Дорога-то у Ярцево перехвачена.

— Пока ближе к штабу армии, там все же охрана. Не оставлять же их на передовой. А вообще, с этими пленными в такой обстановке одна морока.

— Что поделаешь, Петр Николаевич, пленные есть пленные. С директивой военного совета фронта знаком?

— Знаком-то знаком… Требуют гуманного отношения к военнопленным, а знают ли там, что творят фашисты? Это они в плену овечки…

— Иначе нельзя, мы не фашисты. Надо уметь бить врага в открытом бою. Что ты и доказал.

26 июля части 20-й армии генерала Курочкина отошли на линию обороны 152-й дивизии и соединились с частями 16-й армии в Смоленске. Теперь 20-я армия прикрывала армию Лукина с севера, северо-востока и с северо-запада. На стыке армий стояли 152-я и 73-я дивизии.

Из совхоза «Жуково» командный пункт 16-й армии был перенесен в лес южнее Мордвиново. В этой деревне оказался и штаб генерала Курочкина.

— Съездим-ка к Павлу Алексеевичу, — предложил Лукин Лобачеву. — Теперь вместе воевать будем.

В штабной землянке вместо с Курочкиным находился член Военного совета 20-й армии дивизионный комиссар Семеновский.

Командармы и члены военных советов встретились, чтобы решить, что же делать дальше. Они уже знали, что против их армий действуют свежие силы — пехотные дивизии 5-го и 8-го армейских корпусов.

Все понимали, что противник может нанести новый удар, чтобы разъединить армии и таким образом взломать оборону города. Каждый сознавал и то, что противник вот-вот сомкнет кольцо окружения. Враг занял станцию Кардымово, где расположились армейские госпитали, и раненых стало некуда отправлять.

Но даже в такой крайне тяжелой обстановке никто из присутствующих не произнес: «Надо отступать и прорываться на восток». У всех было единое и твердое решение: «Будем драться за Смоленск». К тому же в этот день Лукин получил радиограмму военного совета Западного фронта: «Лукину. Лобачеву. Объявить личному составу войск: вам на выручку идут группы войск генералов Рокоссовского, Хоменко, Калинина, Качалова. Будьте стойки, держитесь. Боевая задача — сохранить людей и боевую технику. Тимошенко. Лестев».

В свой штаб Лукин и Лобачев возвратились поздно вечером. В это время вражеские танки из района Духовщины прорвались на стыке 152-й и 73-й дивизий и подошли к командному пункту армии. Отбивать их было нечем. Батальон охраны штаба так и не прибыл к Лукину. Положение на командном пункте осложнялось тем, что недалеко от штаба были пленные австрийцы, которых пока так и не отправили в тыл. Услышав близкий бой, они могли всполошиться, разоружить небольшую охрану.