Виктор Муратов - Командарм Лукин

— Да не беспокойтесь, никто вас не принуждает работать на рейх. В лагере, куда мы с вами поедем, такие же военнопленные, ваши соотечественники. Но там, как бы это сказать… Климат мягче.

— Климат во всей Германии — гнилой, — проговорил Лукин, понимая, что Цорн в слово «климат» вкладывает другое значение.

— Кстати, генерал Прохоров уже там. Или вы не хотите снова жить вместе со своим другом?

В конце ноября сорок второго года генерала Лукина перевели в лагерь советских военнопленных Вустрау, неподалеку от городка Циттенхорст. Стефан Цорн не обманул Лукина. В лагере действительно уже находился генерал Прохоров. Лукина поместили вместе с ним в сравнительно просторной и даже уютной комнатке. И двор, и бараки были совсем не похожи на внутренний лагерь Луккенвальде.

— Удивляешься, Михаил Федорович? — наблюдая за Лукиным, спросил Прохоров. — И кормежка тут сносная, и обращение с пленными вполне нормальное.

— Ладно, не томи, Иван Павлович. Ты, как старожил здешний, поясни, что за чертовщина?

— Никакой чертовщины. Вустрау — не совсем обычный лагерь. Сюда отбирают военнопленных только со средним и высшим образованием. Тут что-то вроде карантина. Пленных наскоро обрабатывают психологически и направляют на курсы пропагандистов. Там две-три недели им читают лекции о прелестях «нового порядка» в Европе, возят по немецким промышленным предприятиям, в музеи, театры. Затем направляют в оккупированные области на должности учителей и служащих в разные административные учреждения. Кто поглупее, тех простыми полицаями. Тех, кто отказывается идти на курсы, отправляют в другие лагеря или к местным бауэрам на тяжелые работы.

— А зачем мы-то здесь с тобой понадобились? Думаю, ты не намерен за парту садиться. Из меня тоже курсант не получится.

— Но для чего-то перевели. Чего-то хотят от нас.

— Ладно, поживем — увидим.

Долго терзаться неизвестностью генералам не пришлось. Уже на третий день после прибытия Лукина в Вустрау приехал генерал Трухин. В комнату генералов он вошел шумно.

— Дорогой Михаил Федорович! Вот где довелось встретиться! — Он положил на тумбочку увесистую коробку и шагнул к Лукину. — Здравствуй, старый друг! Разве мы могли с тобой предположить в двадцать пятом, когда вместе служили в Украинском округе, или в тридцать шестом, когда встречались в Москве, что когда-нибудь окажемся в немецком плену?

Трухин выпаливал тираду за тирадой, не давая Лукину вставить слово. «А он почти не изменился, — думал Лукин. — Этот двухметровый богатырь и в плену пышет здоровьем».

— Как только узнал, что ты здесь, сразу к тебе в Вустрау. Вот тут привез кое-что. Знаю, голодаешь, не генеральский рацион, — продолжал Трухин, развертывая пакет.

— Погоди, Федор Иванович, — вставил слово Лукин. — Тебя к нам перевели?

— Да нет, я был в Хаммельсбурге, а сейчас… Да погоди ты с вопросами. Держи-ка вот сыр, сало, консервы. И шнапсу малость. Гадость, хуже не придумаешь, но пить можно. Угощайтесь, товарищ… — повернулся он к Прохорову.

— Генерал-майор Прохоров, — представился Иван Павлович.

— Прошу, прошу.

— Погоди, — умерил прыть Трухина Лукин. — Откуда у тебя такое богатство? Почему так свободно разъезжаешь по Германии?

— Ну, допустим, не по всей Германии, — слегка смутился Трухин. — А вот к тебе пустили. Я как только узнал, что ты тут… Понимаешь, меня в плену отыскал двоюродный брат Трегубов Юрий Андреевич. Они давно тут, еще до революции. Брат на хорошем счету у немцев, главным инженером на телефонном заводе работает. Ну, сам знаешь…

Лукин ничего не знал. Но интуиция ему подсказывала, что тут дело нечистое. К чему бы такая трогательная о нем забота?

Он внимательно, настороженно смотрел на Трухина. Тот весь как-то сжимался под этим взглядом.

— Ты что, Михаил Федорович? Не доверяешь? Думаешь, твой старый боевой товарищ, бывший преподаватель академии…

— И бывший дворянин, насколько я знаю, — вставил Лукин.

— И бывший дворянин. Это звание меня не оскорбляет. Так вот, ты думаешь, что бывший преподаватель академии Фрунзе генерал Трухин Родину предал? Нет, предали Родину те, кто туманил мозги народу: «Красная Армия всех сильней!», «Разобьем врага на его территории!», а сами уничтожали лучших военачальников, под корень рубили боеготовность армии. А пробил час войны, и все проявилось — мы с тобой в плену, так сказать, на территории врага, а немцы на Волге. И плевать на нас и на сотни погибших тем, кто довел страну и армию до катастрофы.

— Эк куда тебя занесло, Трухин. Как же ты лекции слушателям читал, если под личиной — гниль?

— Черт его знает, — пожал плечами Трухин, — Сам был охмурен громкими лозунгами.

— А теперь, выходит, прозрел?

— Прозрел! И тебе, и вам, Иван Павлович, советую шире глаза открыть, пора избавляться от этого тирана Сталина. Многие здравые умы это уже поняли.

— Кто же эти «здравые умы»?

— Ну хотя бы командующий второй ударной армией Власов, член военного совета тридцать второй армии Жиленков, Благовещенский, Закутный… Да и твой бывший начальник штаба комбриг Малышкин.

— Малышкин? — встрепенулся Лукин.

— Не удивляйся. Могу еще назвать немало имен настоящих русских патриотов.

— Патриотов? — горько усмехнулся Лукин.

— Именно. Не слепых исполнителей деспотичной и дилетантской воли Сталина, а здравомыслящих людей. Мы создали русскую трудовую национальную партию — РТНП.

— РТНП? А ВКП(б) вас, значит, не устраивает? Сколько же лет вы носили партийные билеты ленинской партии?

— То были годы заблуждений.

— Какова же программа этой вашей… партии?

— Привлечь военнопленных к активной политической деятельности.

— В пользу фашистов?

— В пользу русского народа, в пользу свободной России.

— И кто же возглавляет партию? Гитлер? Геббельс?

— Ты можешь, Михаил Федорович, иронизировать сколько угодно. Но скоро сам дойдешь до сути. Это я тебе обещаю, как секретарь военного отдела партии.

— Выбился в люди, Трухин.

— Ценят. В апреле назначили комендантом Циттенхорстского лагеря военнопленных, сейчас руковожу курсами в Вустрау.

— Вот в чем дело! — воскликнул Лукин. — Зачем же комедию разыгрывал, что случайно узнал о моем перемещении? Наивно, Трухин. Надеешься, что мы с Прохоровым будем помогать тебе готовить пропагандистов, изменников, гитлеровских лизоблюдов? Наивно, Трухин. Представляю, какую пропаганду будут вести твои выкормыши!

— Наивен ты, Михаил Федорович. Что плохого, если эти пропагандисты будут нести в нашу лапотную Россию немецкую культуру? У немцев есть чему поучиться. Вспомни историю нашего государства. Начни хотя бы от Петра…