Виктор Муратов - Командарм Лукин

— Ну вот что. Я решил вас выпустить. Вы преданный человек. Вас зачислят опять в кадры Красной Армии. По службе ущемлять не будут.

У Лукина от этих слов закружилась голова. Дальше он слушал Абакумова словно в бреду. А тот продолжал, все еще держа пальцами обложку «Дела».

— Неделю никуда не выходите из дома, никому ни о чем не рассказывайте. К вам на квартиру придут портные, сапожники, сошьют вам генеральскую форму. Все.

Абакумов наконец-то закрыл папку. Не знал тогда генерал Лукин, что на обложке его «Дела» было написано рукой Сталина: «Преданный человек. В звании восстановить, если желает, направить на учебу. По службе не ущемлять».

Не знал Лукин и того, что предшествовало этой резолюции. А произошло следующее. Маршал Конев доложил Сталину, что в Москву привезли освобожденного из плена генерал-лейтенанта Лукина. Видимо, Коневу удалось убедить Сталина в том, что Лукин вел себя достойно и проявил героизм в боях осенью сорок первого года под Вязьмой. Сталин даже попросил Конева передать Лукину его личную благодарность за это.

Этот разговор маршал Конев передаст Лукину позже. А пока его освобождал Абакумов. Ведь он так и сказал: «Я решил вас выпустить».

— Сейчас вы поедете домой, — продолжал Абакумов. — Мы пошлем за вашей женой, вызовем ее сюда.

— Зачем? — с испугом спросил Лукин.

— Чтобы она вас сопровождала.

— Я прошу вас не делать этого.

— Чего вы испугались?

— Уже четвертый час утра. Дома все спят. Приедут ваши люди, скажут: «Пожалуйте на Лубянку», Вы же всех там перепугаете!

— Да почему же надо пугаться Лубянки? — искренне удивился Абакумов.

— А кто к вам по ночам по доброй воле ходит? Только привозят…

Абакумов усмехнулся:

— Ну хорошо. Мы пошлем человека — предупредить вашу семью.

— Это другое дело.

И действительно, послал.

После разговора с Абакумовым Лукин не удивился его кажущейся доброжелательности по отношению к нему. И только после ареста Берии, Абакумова и их ближайших подручных в 1953 году и суда над ними Лукин понял, что Абакумов просто лицемерил тогда, в 1945 году, и не будь пометки Сталина на обложке его дела, Абакумов не выпустил бы бывшего пленного генерала на волю.

В квартире 19 по Гончарной набережной, дом 3, все спали. Было около четырех часов утра, когда раздался осторожный звонок. Надежда Мефодиевна подняла голову с подушки и прислушалась, не показалось ли ей. Звонок раздался вторично. Проснулась Юля. Обе встали и пошли к двери.

— Кто там?

— Я из службы НКВД. Майор Савельев.

Юля увидела, как лицо матери резко побледнело, как она беспомощно провела рукой по стене, стараясь не потерять равновесие.

— Да откройте же, я должен вам сообщить…

— Надо открывать, Юля, — еле слышно проговорила Надежда Мефодиевна и повернула ручку замка.

— Что с вами, чего вы испугались, вам нехорошо? — спрашивал майор, войдя в квартиру. — Я вам должен сообщить, что сейчас приедет Михаил Федорович. Встречайте.

Стукнула дверь лифта, и в проем двери мать и дочь увидели, как из кабины вышел человек, самый родной и близкий, самый дорогой для них на свете. Мгновенно бросилось в глаза что-то незнакомое в нем. Что же? Походка! Они впервые увидели, как он шел на протезе те десять шагов, которые оставались до двери. Надежда Мефодиевна замерла на месте, не в силах пойти к нему навстречу. Юля рванулась вперед и, обхватив его, прошла с ним оставшиеся до двери шаги. Левой рукой он обнял жену. Так стояли они втроем, обнявшись и плача. Говорили что-то несвязное, целовали друг друга без конца. Проснулась старшая сестра Лукина и начала причитать по-русски в голос. Проснулись соседи. И до утра уже никто больше не ложился спать.

На следующий день пришли портные, сапожник. Сняли мерки, ушли. Явился майор из финансового управления. Выложил на стол пачки денег.

— Тут пять тысяч рублей. Распишитесь.

— Это что за деньги?

— Единовременное пособие, приказано вам выдать.

— Спасибо.

Едва майор ушел, как в дверь — звонок. Началось паломничество соседей. Устный «телеграф» работал четко. Весть об освобождении Лукина разнеслась по знакомым мгновенно. К нему шли жены и дети тех генералов, вместе с которыми он проходил проверку и был в плену. О тех, кого знал Лукин, в ком был уверен, что за ним нет ничего худого, о тех он говорил: «Я видел вашего мужа. Он в добром здравии. Ждите, он скоро должен быть дома». Обнадеживал, как мог. И люди уходили от него окрыленные надеждой.

В его рассказах о пережитом не было горечи, обиды на свою тяжкую судьбу. Тогда, в сорок пятом, его переполняло ощущение радости Победы.

Официально генерал Лукин с момента его возвращения после проверки числился в распоряжении Управления кадров Красной Армии. Но шли дни, и его никто никуда не вызывал, к нему никто не приходил. Постепенно вокруг него стал образовываться вакуум. Большинство прежних друзей, а у него их было раньше очень много, забыли почему-то номер его телефона и адрес. Поистине, счастье рождает друзей, а горе проверяет их верность. Те, кто приходил, задерживались ненадолго.

В эти дни генерал со всей полнотой познал цену дружбы истинной и мнимой. Истинные друзья остались друзьями, но их было немного. Обиды на то, что ему досталась такая судьба, у него не было. К войне у него было философское отношение. Война есть война. На ней людей ранят, убивают, кто-то попадает в плен. Есть победители и есть побежденные. И обижаться на то, что кому-то повезло, а кому-то нет, бессмысленно. Никто в этом не виноват, виновата сама война, люди, ее развязавшие. Он был счастлив тем, что война окончилась, что весь ад фашистского плена для него позади.

Иногда приезжал следователь Афанасьев с просьбой уточнить какие-либо факты или дать характеристику лицу, с которым встречался, будучи в плену. Генерал охотно шел навстречу и был рад оказаться полезным, помочь товарищам в их судьбе, помочь в восстановлении истины.

Жизнь шла своим чередом. Наступали праздники, где-то проходили торжественные собрания, а его никуда не приглашали. Для него, жившего всегда в гуще общественной жизни, среди людей, неуютно было чувствовать себя отщепенцем.

По решению партийной комиссии при Главном политическом управлении РККА Лукин считался механически выбывшим из партии. Он подал апелляцию в эту комиссию с просьбой пересмотреть его дело.

В кабинете, куда его пригласили через некоторое время, он увидел генерала, сидящего за письменным столом. Михаилу Федоровичу не было предложено сесть, ему не подали руки.

— Расскажите, как вы сдались в плен, — сказал генерал.

Лукин стоял перед ним на протезе, опираясь на палку.

— Может, вы хотите узнать, как я попал в плен? Я вам расскажу.

— Ну, это все равно.