Андреас Дорпален - Германия на заре фашизма

Гинденбург заметил, что лишь немногие депутаты были с ним согласны, и зачитал заявление, проект которого был составлен Мейснером. Он не видел причин отправлять в отставку правительство только потому, что таково было желание отдельных партий. Маршал одобрил действия правительства и был готов его сохранить даже под угрозой вотума недоверия. На предложение провести консультации с партийными лидерами до принятия окончательного решения он дал ни к чему не обязывающий ответ.

12 сентября рейхстаг снова собрался. Оппозиция так и не сумела договориться относительно состава альтернативного правительства. Последовавшее в последний момент предложение о назначении ненациста (Шлейхера?) на пост канцлера было отвергнуто Гитлером. Эта сессия была самой короткой в нелегкой истории германского парламента. На повестке дня стояло политическое заявление Папена, но коммунисты предложили сразу перейти к голосованию за отмену последнего чрезвычайного декрета и за вотум недоверия. Предложение должно было стать не чем иным, как демонстративным жестом: внесение изменений в текущую повестку дня было возможно, только если они принимались единогласно, а представители Немецкой национальной партии после утверждения повестки заявили, что будут против внесения в нее любых изменений. Ко всеобщему удивлению, возражений не последовало. Гугенберг знал, что правительство было уполномочено распустить рейхстаг, и решил ускорить процесс, чтобы не дать нацистам и коммунистам договориться за его спиной.

Гугенберг, намеревавшийся помочь правительству, едва не стал причиной его падения. Папен ничего не знал об изменении планов националистов и оказался не готов к ним, как и любой депутат, не являвшийся членом делегации Немецкой национальной партии. Он был уверен, что в тот день никаких действий по выдвижению вотума недоверия не будет, и не принес декрет о роспуске с собой. Без него ему оставалось только беспомощно ждать, пока рейхстаг не проголосует за лишение его поста канцлера. Его спасли нацисты, попросившие получасовой отсрочки для консультаций с Гитлером. Это дало канцлеру время послать за декретом. А Гитлер дал своим людям команду поддержать обе инициативы.

Когда заседание возобновилось, канцлер уже имел при себе традиционную красную полевую сумку с декретом о роспуске рейхстага. Но Геринг проигнорировал его знак и приступил к голосованию. Это было очевидное нарушение правил рейхстага, которые давали канцлеру право быть выслушанным до начала любого голосования. Папен встал и подошел к Герингу, который упорно продолжал делать вид, что не замечает его. Покраснев от ярости, Папен швырнул декрет о роспуске на стол президента рейхстага и покинул зал вместе со своими коллегами министрами. Официально рейхстаг теперь считался распущенным, и все же Геринг продолжил голосование. Даже если оно было незаконным, демонстративный жест должен был получиться весьма эффектным. Из 559 голосов 512 поддержали предложение о вотуме недоверия, 42 голоса было подано в поддержку правительства и 5 депутатов воздержались.

Далее последовала ожесточенная дискуссия между Гинденбургом, Герингом и Папеном относительно законности роспуска, в конце которой Герингу пришлось смириться с неизбежным. И снова Гинденбург встал горой за канцлера, готовый объявить чрезвычайное положение и, если потребуется, применить силу, чтобы не допустить нового сбора рейхстага. Но если декрет невозможно было оспорить технически, он был весьма уязвимым по своей сути. Декрет оправдывал роспуск тем, что рейхстаг потребовал отмены президентского декрета от 4 сентября. Но подобное действие было одной из прерогатив рейхстага, и использование его как основание для роспуска парламента шло вразрез с положениями конституции. Этот вопрос был поднят партией «Центра», но дальше постановки вопроса дело не пошло. Каждая партия по тем или иным собственным причинам приветствовала роспуск и не желала заострять внимание на конституционных тонкостях.

Учитывая это безразличие, можно было предположить, что следующим шагом Папена станет немедленный референдум по конституционным реформам правительства. Однако руки канцлера были связаны. Не было никаких оснований ожидать, что страна готова принять предлагаемые им специфические реформы, а времени на организацию соответствующей кампании не было. Представлялось и технически невозможным выполнить процедуру референдума в течение шестидесяти дней – срока, установленного для проведения новых парламентских выборов. Снова возник вопрос: можно ли отложить выборы? Не приходилось сомневаться, что при существующей избирательной системе правительство не сможет получить большинства. Гейл и Шлейхер, изменивший свою позицию, поддерживали отсрочку выборов, но остальные министры, так же как и канцлер, считали преждевременным отказ от конституции. Для Папена это было заметное отступление от занимаемой ранее позиции, но он понял, что должен предварительно обеспечить более серьезную поддержку. Он также узнал, что в случае задержки выборов нацисты готовят импичмент Гинденбурга, и, хотя процедура импичмента невозможна, если нет рейхстага, который мог бы за него проголосовать, президент, по его мнению, не должен был подвергнуться даже такому испытанию. Поэтому кабинет решил провести новые выборы и назначил их на 6 ноября. Это был крайний срок.

Нацисты, решившие любой ценой дискредитировать Гинденбурга, рассматривали и другие варианты президентского импичмента. Они подняли вопрос о законности действий в отношении прусского правительства. В прусском ландтаге была принята резолюция, поддержанная нацистами и коммунистами, предлагавшая всем прусским официальным лицам игнорировать приказы назначенных имперских комиссаров. Гитлер знал, что его приход к власти возможен только при поддержке Гинденбурга, и, поскольку президент отказался назначить его канцлером, лидер нацистов искал способы вырвать у него согласие.

Все эти маневры тревожили президента и правительство, но и нацистам они доставили немало головной боли. Прогитлеровские деловые круги начали сомневаться, действительно ли фюрер является их человеком. Они приветствовали его как врага парламентарного правительства, но были шокированы, обнаружив, что он ведет переговоры с партией «Центра». Его угроза импичмента, предполагавшая желание защитить конституцию, вроде бы подтверждала их опасения, да и его открытый антикоммунизм теперь казался сомнительным. Осуждение Геббельсом кабинета Папена, назвавшим его «кликой реакционных баронов», и непрекращающиеся нападки Штрассера на систему эксплуатации наемного труда звучали подозрительно и были очень похожи на марксистскую доктрину классовой борьбы. Сотрудничество нацистов с коммунистами, как и в прусском ландтаге, тоже не осталось незамеченным. В результате одни встревоженные бизнесмены стали просить Гитлера помириться с правительством, потому что от ссоры с Папеном могут выиграть только «марксисты», а другие предпочли покинуть его и переметнуться к Папену.