Андреас Дорпален - Германия на заре фашизма

Но, хотя позиция Гитлера несколько ослабла, правительство не получило весомых преимуществ, достаточных, чтобы упрочить свое положение. Экономическое возрождение шло намного медленнее, чем ожидалось, меры, касающиеся сельского хозяйства, встретили яростное сопротивление несгибаемых аграриев, а неприятие социальной политики правительства вызвало волну забастовок. Тем не менее правительство не утратило попыток добиться взаимопонимания с Гитлером, даже получая со всех сторон предостережения о его вероломстве. Только недавно Гитлер открыто стал на сторону пяти штурмовиков, которые в маленькой деревушке под названием Потемпа, расположенной в Верхней Силезии, вытащили из постели польского шахтера и буквально забили его до смерти. Фюрер назвал вынесенный им смертный приговор «чудовищным кровавым вердиктом» и дал обет бороться всеми силами за их немедленное освобождение. В национал – социалистической Германии, заявил он спустя несколько дней после этого инцидента, пятерых немцев никогда не обвинят из – за одного поляка. А Альфред Розенберг – «партийный философ» – высказался в «Народном обозревателе» против приравнивания человека человеку, которое подрывает «самый элементарный инстинкт нации – самосохранение». В этом вердикте «согласно буржуазному правосудию один коммунист, к тому же поляк, приравнен пяти немецким ветеранам. Для национал – социализма душа не равна душе, а человек человеку. Он не знает «закона как такового», потому что его цель – сильный немец. Национал – социализм защищает этого немца, а закон и общество, политика и бизнес должны приспособиться к этой цели».

Но это циничное отрицание закона и человеческих прав не ослабило надежд канцлера как – нибудь договориться с Гитлером. Как и Шлейхер, Папен считал, что справится с фюрером, если тот войдет в правительство. Можно предположить, что моральный и правовой цинизм Гитлера показался канцлеру доказательством его низкого интеллекта, с которым человек, занимающий значительно более высокое социальное положение и имеющий несравненно лучшее образование, сможет справиться. Многочисленные посредники сновали взад – вперед между Мюнхеном и Берлином, чтобы передать Гитлеру надежды Папена видеть его в составе своего кабинета в обозримом будущем. Они также старательно смягчали все официальные заявления, критикующие нацистов, чтобы все их усилия не пропали даром. «Со всех сторон предпринимаются попытки свести нас с правительством, – с негодованием писал Геббельс. – Слава богу, с фюрером такие дела не пройдут». Как и раньше, Гитлер не соглашался ни на что иное, кроме поста канцлера.

Вместе с тем Гитлер мудро решил не настраивать против себя без особой необходимости ни деловые круги, ни правительство. Партийные ораторы получили указание в своих нападках на правительство отказаться от лозунгов с использованием марксистской терминологии, а говоря о роспуске рейхстага, не создавать впечатления, что они защищают конституцию. Также они не должны обвинять кабинет Папена в том, что он удерживает власть незаконно. Лучше постоянно подчеркивать, что правительство использует свою власть неразумно и кабинет Гитлера мог бы сделать для Германии намного больше. Указания были в точности выполнены. Когда 2 октября Гинденбург отмечал свой восемьдесят пятый день рождения, нацистские газеты упомянули об этом событии с непривычной сдержанностью. «<���Ангриф» Геббельса никогда не уделял внимания президенту, но даже в нем была выражена надежда, что маршал найдет свой путь к «<���новой Германии». А спустя несколько дней Гитлер снова в публичном обращении потребовал для себя всю полноту власти, после чего, проигнорировав собственные директивы, высмеял правительство рейха, назвав его кликой отжившей свое знати. В ответной речи Папен отверг тоталитарные замашки Гитлера, но одновременно отдал должное «великому и достойному всяческих похвал движению национал – социализма».

Как всегда, день рождения президента стал надежным барометром настроения народа. Не только нацисты, но и некоторые другие партии и группы поздравили его весьма иносказательно. Да и атмосфера разительно отличалась от той, что господствовала во время празднования его восьмидесятилетия. Правительственные чиновники, как всегда, произносили восторженные панегирики. «Я верю, – сказал Папен, – что провидение в лице Гинденбурга послало нам человека, без которого мы не могли бы обойтись в самых трудных ситуациях. В истории еще иногда случаются чудеса». Но кроме газет Гинденбурга, которые, как обычно, стеной стояли за маршала, основные буржуазные газеты не скрывали своей озабоченности его последними действиями и планами на будущее. «Сегодня Гинденбург является основой нашего государства, – написала центристская «Германия», – и мы надеемся, что он и дальше будет защищать государство, народ и его права и поможет нам пройти через трудности разразившегося кризиса». «Наша вера в преданность Гинденбурга конституции, в его политическую честность и бескорыстие, – заверяла своих читателей «Бауерише курьер», – не будет поколеблена никем и ничем». А «Форрише цайтунг» написала о своих опасениях с ничуть не меньшей осторожностью: «Испытывая благоговение перед его достижениями, которые нельзя не уважать, даже учитывая их неизбежные ограничения, мы поздравляем сегодня… великого старца немецкого народа». Несмотря на разочарованность, буржуазная пресса продолжала держаться за маршала, как за последний якорь в океане бушующих политических штормов.

Самый унылый комментарий появился в социалистической «Форвертс», которая шестью месяцами ранее активно поддерживала Гинденбурга в избирательной кампании. «Полгода назад немецкие социал – демократы проголосовали за него, чтобы отвести большие политические беды. Если они не могут со всей душой принять участия в сегодняшнем праздновании, их сдержанность вызвана многими событиями, происшедшими в промежутке между выборами и сегодняшним днем. <���…> Это тяжело, но истины ради мы должны сказать следующее: наша политическая оппозиция по отношению к убеленному сединами главе государства, которую мы никогда не скрывали, но всегда старались облечь в рыцарскую форму, из – за постигших нас разочарований значительно окрепла. Эти разочарования и не позволяют нам присоединиться к празднованию».

А разочарований действительно было немало. К увольнению Брюнинга и прусскому удару добавилась череда не столь крупных, но все же неприятных событий. И все – таки социалисты твердо придерживались всех постановлений, объявленных правительством. Некоторые лидеры социалистов даже считали, что любая альтернатива правительству Папена станет переменой к худшему, и потому хотели, чтобы он оставался на посту. А тот упорствовал в своей враждебности к социалистам, а многие его коллеги полагали, что социалисты почти ничем не отличаются от коммунистов. Еще более безысходным делало этот тупик понимание факта, что антагонизм Папена – это не совсем его выбор. Даже если бы он хотел, он не мог и помышлять о сближении с социалистами, чтобы не лишиться и так не слишком надежной поддержки. Пропасть между социалистами и умеренными правыми была уже так глубока, что о сотрудничестве речи не было.