Юрий Эскин - День народного единства: биография праздника

На переговорах 24–29 июня послы, обрисовав несчастное положение государства с начала Смуты и обвинив в вероломстве польского «Жигимонта» (кстати, кузена их кандидата), агитировали за Карла-Филиппа. Документы, возможно, отчасти сохранили прямую речь Пожарского: «…мы все всяких чинов люди Московского государства, о том… Бога… просим, чтоб нам… государство в соединении видеть… а кровопролитие бы в христианстве перестало, а видети б покой и тишину, как доселе было». Князь с горькой иронией добавил, что «при прежних великих государях послы и посланники прихаживали из иных государств, а ныне из Великого Новгорода вы послы!» [4, 269]. Никогда, продолжал Пожарский, Новгород не отторгался от России, и мы бы ради увидеть его вместе с нами – «только уж мы в том искусились», не повторилась бы польская история с кандидатом в цари, хотя под актом избрания целовал крест гетман С. Жолкевский, а король подписал и скрепил договор печатью; однако «манил с год, да не дал», а что в стране учинило его воинство, то сами видите. (Справедливости ради, следует отметить, что современные польские историки обнаружили ряд документов, из которых следует, что, помимо политического интриганства, королем двигало и вполне естественное чувство страха за 15-летнего сына, который должен был ехать в охваченную гражданской войной страну [178]).

Пожарский напомнил, что и Карл-Филипп давно должен был бы прибыть, «да по ся места уже близко году, королевич в Новгороде не бывал» [4, 269]. Посол князь Оболенский оправдывал претендента малолетством (он был только чуть старше Владислава), [54]неотложными делами, похоронами короля-отца, коронацией брата, войной с Данией, заявляя, что сейчас он уже в Выборге, на полпути в Россию.

Пожарский отвечал: «А как королевич придет в Новгород, и будет в нашей православной вере греческого закона, и мы тотчас ото всего Росийского государства с радостию выбрав честных людей, которые к этому великому делу будут годны, и дадим им полный наказ… как государствам быти в соединенье» [4, 270]. Послам твердо дали понять, что никаких религиозных уступок королевичу не будет, и попрекнули их подчинением неправославному государю. Игумен Геннадий с Оболенским стали испуганно уверять, что «мы от истинные православные веры не отпали, а королевичу Карлу-Филиппу о том будем бить челом и просить, чтоб он был в нашей православной вере», а если уговорить не удастся, то «не нашия не греческия веры на государство не хотим» [4, 269]. Послов в Швецию «Совет всей земли» отправить отказался, приведя в пример судьбу послов к Сигизмунду, который, вопреки правилам, задержал в плену часть политической элиты России, в частности князя В. В. Голицына. Послы возразили – разве вы не справились и сами? «И ныне без них вы… не в собранье ли против врагов наших, польских и литовских людей, не стоите ль?» [4, 269].

Ответ Пожарского хорошо известен, он дышит скромностью и величием: «Надобны были такие люди в нынешнее время. Только б ныне такой столп, князь Василей Васильевич, был здесь, и об нем бы все держались; и яз к такому великому делу мимо его не принялся, а то ныне меня к такому великому делу бояре и вся земля силою приневолили» [4, 269]. Для того чтобы понять, что хотел выразить Пожарский, надо, как мы уже ранее замечали, учитывать, что его принципы выработались в стереотипах незыблемой местнической иерархии. Истинный порядок, достойный «чин» может дать государству только увенчание его истинным же государем, который был бы старшим членом наиболее знатного рода. В плену находятся все три члена наизнатнейшей ветви Рюриковичей: Василий, Дмитрий и Иван Шуйские. Значит, первенство должно было перейти к старшему из Гедиминовичей – В. В. Голицыну, но он тоже исключен из политической жизни.

В июне 1612 г. в окружной грамоте из Ярославля во все российские города Дмитрий Михаилович, вкратце поведав о Первом ополчении и о его расколе после убийства П. П. Ляпунова, так рассказывает о своем решении возглавить ополчение:

«И в Нижнем Новгороде гости и посадские люди и выборный человек Косма Минин, ревнуя пользе, не пощадя своего имения, учали ратных людей сподоблять денежным жалованьем, и присылали по меня, князя Дмитрия, из Нижнего многажды, чтоб мне ехать в Нижний для земского совета; и я по их прошению приехал к ним в Нижний и учали ко мне в Нижний приезжати бояре и воеводы и стольники… и дворяне и дети боярские вязьмичи, дорогобужане и смоляне и иных розных городов; и я, прося у Бога милости, учал с ними со всеми и с выборным человеком с Космою Мининым и с посадскими людьми советовать, чтоб нам против врагов и разорителей веры християнския польских и литовских людей за Московское государство стояти всем единомысленно… а государя выбрати всею землею, кого милосердный Бог даст; а советовав, дали мы в том Богу души свои, а ратным всяким людем денежное жалованье дали неоскудно» [35, 183–184].

Выбор государя из иноземного, но бесспорного «государского корня» возможен и даже желателен, но православной Россией может править только православный государь. Смена веры? Но в 1593 г. во Франции Генрих IV счел, что «Париж стоит обедни». Смена конфессий в эпоху Реформации, Контрреформации, унии [55]была достаточно распространена. Перешедший в католичество из православия отец Я. П. Сапеги при этом завещал похоронить себя в семейном склепе, естественно, в православной церкви. Призывая всех, кто присягнул в это время «псковскому вору» или еще сохраняет верность «царице Марине и «воренку», Пожарский увещевал:

«Молим вас, господа, и просим со слезами единородную братью свою… пощадите сами себя и свои души, отступите от такого злопагубного начинания, и отстаньте от вора и от Марины… да писали к нам из Великого Новгорода митрополит… и воевода… и всяких чинов люди… что у них… от немецких людей православной… вере порухи и православным христианом разоренья нет, и живут в Новгороде все православные христиане безо всякие скорби… А свийского короля Арцы-Карла не стало… а другой его сын Карлус Филип будет в Новгород на государство вскоре, и дается на всю волю Новгородского государства людей, и хочет креститься в нашу православную веру греческого закона, о том мы вам пишем по христианскому своему обету неложно, по их письму» [35, 185].

Пока решался вопрос о возможности принятия протестанта Карла-Филиппа, ярославское правительство принимало меры к обороне северо-западных рубежей, чтобы помешать дальнейшему продвижению шведов, уже рассматривавших регион от Новгорода до Тихвина как свою провинцию.

Тем временем вхождение правительства Пожарского и Минина в большую международную политику продолжалось. Через Ярославль возвращалось на родину из Персии посольство Священной Римской империи. [56]