Луис Ламур - Чертова гора

Опомнились они лишь когда на них внезапно пахнуло непривычной прохладой. Стена воды не меньше восьми футов высотой, несущая на самой своей вершине огромные бревна, показалась из-за изгиба узкого каньона.

Могучий водяной поток тяжело ударил о стену каньона в его самом узком месте, отчего взметнувшиеся в воздух брызги разлетелись на добрые полсотни футов. На мгновение они замерли в замешательстве, а затем оба сорвались с места и бросились бежать.

Стремительно наступавшая водная стена была примерно в двух сотнях ярдах от них, в то время как до ближайшего берега оставалось не больше каких-нибудь тридцати ярдов. На склон берега они успели вознестись всего секундой раньше того, как в него ударила мощная волна.

Оглянувшись назад, они смотрели на то, как русло быстро наполняется водой, на глазах превращаясь в полноводную реку. Он и сейчас очень хорошо помнил, каким отрешенным в те минуты был взгляд того человека.

- Где-нибудь через полчаса или даже меньше вода уйдет, но вот только о том, что у тебя когда-то была машина можешь забыть уже сейчас, - сказал он тогда своему попутчику. - Это будет просто груда искореженного металла с мотором, засыпанным песком.

- Все, что мне удалось нажить за всю жизнь, осталось в этой машине, понуро ответил тот.

И даже теперь, по прошествии стольких лет, он не забыл, как ему все же удалось откопать свой изрядно потрепанный саквояж, хотя все его пожитки на тот момент состояли лишь из двух пар потертых голубых джинсов, нескольких рубашек, нескольких же пар носков и нижнего белья. В пору своей далекой юности бритву и расческу он неизменно держал при себе и носил в кармане.

Пересохшее русло некогда протекавшей здесь реки, по дну которой он теперь ехал, хранило доказательства сразу нескольких таких паводков. У скал и деревьев собрались целые завалы принесенных сюда течением вывороченных из земли кустов и наносной горной породы, к тому же, судя по всему, последний раз низина затапливалась водой совсем недавно. В этих краях тучи, собиравшиеся над горами, являлись неизменным поводом для беспокойства; в Куньлуне, граничившем на севере с Тибетом, наоборот, стоило опасаться ясного неба, потому что именно в такие дни лучи жаркого солнца, пронизывая прозрачный, сильно разреженный воздух, растапливали снега высокогорий, и грохочущие потоки воды, разливались по каньонам, хотя на небе не было видно ни облачка.

Слегка подавшись вперед, он снова внимательно пригляделся к кромке на вершине столовой горы, но она по-прежнему оставалась темной. Колея, которой он придерживался все это время, расходилась впереди несколькими самостоятельными дорогами, и тогда он выбрал для себя ту, что была наиболее укатана. Обогнув по пути большое, старое дерево, известное под названием трехгранного тополя - верный признак близости подземных вод - он ехал по узкой дорожке света, оказываясь, наконец на вершине низкого песчанного холма. Здесь он снова стоял рядом с машиной, прислушиваясь к тишине ночи.

Не без некоторого раздражения он отметил про себя, что Эрик мог бы по крайней мере хоть выехать пораньше и встретить его на полпути. Сам он и так уже слишком устал и был явно не в настроении колесить всю ночь напролет по этому пустынному краю.

Эрик предложил встретиться на дороге, что вела через каньон - что было слишком уж неопределенно и совершенно не похоже на Эрика. Сам он тогда выдвинул встречное предложение, со своей стороны предлагая назначить встречу у Джекобз-Монумент, каменного монолита, который было невозможно ни с чем спутать, и местонахождение которого было хорошо известно им обоим.

- Нет! - быстро сказал Эрик ему в ответ. - Только не там! Где угодно, но только не там!

То было во время их последнего телефонного разговора, состоявшегося примерно с месяц назад; именно тогда впервые зашла речь о его приезде сюда. Еще через три недели пришло наспех нацарапанное письмо, каждой строкой своей отчаянно молившее о помощи.

Он встревоженно огляделся, а затем, попятившись, поспешил отступить обратно к машине. Это было уединенное, зловещее место... Но не успела еще мысль об этом завладеть сознанием, как он тут же поспешил поскорее отделаться от нее. Просто поразительно, до чего глубоко в душе у него засела та старая байка; она скрывалась где-то в самых дальних, темных уголках памяти, при каждом удобном случае вылезая на первый план и все же оказываясь неизменно гонима прочь.

Но все дело в том, что до конца избавиться от таких воспоминаний было попросту невозможно, и вне всякого сомнения главным образом именно они и оказали решающее влияние на весь его дальнейший жизненный путь. Но разговаривая с Эриком о здешних местах, он ни словом не обмолвился о том, что ему когда-то стало известно. Знакомство самого Эрика с этим краем сводилось к тому, что ему пришлось пролетать над этими землями на самолете по пути в Лос-Анжелес из Нью-Йорка или Чикаго, и в довершение ко всему он вовсе не принадлежал к тому типу людей, кто стал бы безропотно внимать подобным байкам, не выказывая при этом законного раздражения.

Майку Раглану было девятнадцать лет, когда ему пришлось впервые услышать эту историю, а всего двумя неделями позже он в первый раз в своей жизни увидел Ничейную Гору воочию.

Он работал на старом руднике близ реки Колорадо, когда дирекцией было принято решение приостановить все работы на неопределенный срок. Тогда они - четверо работников - сидели в околоствольном дворе шахты на уровне трехсот футов под землей, рассуждая о том, как быть дальше. В тот день все они обедали без особого аппетита, прекрасно зная о том, что после закрытия рудника им вряд ли удастся подыскать себе здесь другую работу. Он еще заметил вслух, что пока не решил, куда отправиться дальше.

- А почему бы тебе тогда не поехать вместе со мной? - предложил ему Джек. - Меня ждут кое-какие дела на Валлесито. К тому же в окрестностях Дуранго и близ Силвертона тоже есть рудники, и возможно там ты мог бы наняться на работу.

За неимением лучшего, Майк Раглан согласился.

Джек был механиком в очистном забое, и вот уже несколько месяцев они с Майком работали в одну смену. Ему было лет шестьдесят, а может быть и больше; будучи по характеру человеком общительным, он запросто сходился с людьми, располагая их к себе и мог рассказать немало занятного о временах, проведенных им в Голдфилде, Тонопаге, Рэндсбурге и Криппл-Крик. Он родился и вырос здесь - в крае Четырех Углов - а его бабка была из племени индейцев-пиутов. Сам Джек тоже мог говорить на их языке.

Они отправились сначала во Флагстафф, а затем, миновав по пути Туба-Сити, поехали дальше, сворачивая по пути на старую дорогу, уводящую в сторону горы Навахо.