Луис Ламур - Чертова гора

Обнаружил три наредкость хорошо сохранившиеся стены. Положил на них сверху большой лист фанеры. Вот и крыша готова. Теперь здесь можно будет спать, а также сойдет и за мастерскую на время строительства. Поставил стол для чертежей, сложил инструменты в угол, а в соседней комнате под навесом можно будет разводить костер.

Вид отсюда изумительный! Внизу протекает Сан-Хуан. А за рекой возвышается повернутая сюда торцем огромадная столовая гора, в длину протянувшаяся, наверное, на целых десять миль. В целом покатый склон, но последние триста-пятьсот футов у самой вершины - совершенно отвесная скала. Должно быть это и есть так называемая Ничейная гора. Что ж, видимо, у того, кто дал ей такое имя, были к тому довольно веские основания.

Воскресенье. Сегодня позволил себе расслабиться. Осматривался на новом месте, продолжал работу над стенами своего временного пристанища. Построено поразительно прочно. В раствор, по всей видимости, было добавлено для прочности какое-то пока еще неизвестное мне вещество. Совсем не похоже на другие горные хижины или дома индейских поселений, но со временем меняются стили, а каменщики, верно, учились мастерству непосредственно во время работы.

В том доме, что я планирую построить здесь, выполнив при этом большую часть работ собственными руками, будет десять комнат и внутренний дворик, его выложенные из дикого камня стены будут пристроены к тем огромным гладким валунам, что высятся у самого края вершины. На строительство уйдет примерно год, может быть больше. Это дом моей мечты, и я решил, что он должен стоять именно здесь, так как это едва ли не самое уединенное место во всей округе.

Понедельник. Проснулся, услышав свирепое рычание. Шеф стоит рядом, клыки оскалены, шерсть дыбом, и глухо рычит. Шеф наредкость крупный пес, весит целых сто шестьдесят фунтов. Вот уже не одно тысячелетие тибетский мастиф по праву считается одной из лучших пород сторожевых собак, и известны случаи, когда они вступали в схватку с медведями, тиграми или дикими яками, набрасываясь на любого, кто только осмелится посягнуть на его территорию.

До утра еще далеко. Я строго прикрикнул на него, но Шеф все равно продолжал рычать. Поднявшись с армейской раскладушки, что служила мне здесь постелью, я увидел, что из соседней комнаты выбивается слабое красноватое сияние. Поначалу мне показалось, что это пожар, но потом понял, что цвет странного сияния ничем не напоминает зарево от огня. Тогда, взяв пистолет, я шагнул в соседнюю комнату, в душе готовясь даже сам не знаю к чему. Здесь я остановился, и изумлению моему не было предела. Красноватое сияние исходило от проекта моего будущего строительства!

На нем появилась еще одна комната, начерченная на чертеже тонкой светящейся линией! И эта новая комната была круглой, точь в точь как кива скальных жителей!

Майк Раглан отложил дневник и взглянул в окно, на порхающие за стеклом снежинки. А на снегу были все еще четко видны следы недавнего визитера, ведущие от дома к шоссе, так что по крайней мере это был не сон.

Кофе остыл. Тогда Майк выплеснул холодный кофе в раковину, а затем поставил чашку под горячую воду, чтобы стекло снова прогрелось. Он любил горячий кофе, а в нагретой чашке он остывал не так быстро. Налив себе еще кофе, он вернулся на прежнее место у стола.

И не удивительно, что Эрик обратился именно к нему! Вот только все дело в том, что, по крайней мере на данный момент, самому Майку Раглану порядком надоело распутывать таинственные головоломки. Теперь он хотел просто пожить для себя, в мире и покое, чтобы было время для раздумий и занятий науками, чтобы можно было наконец поразмыслить над кое чем из того, что ему удалось познать, или так ему по крайней мере казалось.

Он остался круглым сиротой в двенадцать лет. В тот злополучный день его родители, решив заправить машину, остановились на бензоколонке, на которую по стечению обстоятельств как раз в это же время было совершено нападение, и они погибли в перестрелке, так и не успев понять, что происходит. Следующие два года он прожил на ранчо, помогая управляться с хозяйством, много времени уделяя поездкам верхом и охоте. Но тут семья, в которой он жил, распалась, супруги развелись, и еще год он занимался тем, что был помощником фокусника, дававшего представления на окружных ярмарках. Потом он сам открыл тир в парке атракционов. Работая на ранчо, он научился неплохо стрелять и был незаурядным стрелком, но в тире он сумел еще больше отточить свои умения, доведя их до совершенства.

По окончании сезона в парке, он на несколько месяцев остался не у дел. Тогда зачастую жить приходилось впроголодь, а те немногие случайные работы, что ему удавалось подыскать, отнимали последние силы.

С приходом весны он снова вернулся на ярмарку, в одиночку управляясь в своем тире. Пару раз, когда по причине сильного подпития сам фокусник был не в состоянии появиться на сцене, Майк показывал фокусы вместо него. Фокусник был ливанцем, и, общаясь с ним, Майк научился немного говорить по-арабски. В шестнадцать лет у него была уже самая настоящая, серьезная работа, как у взрослого, за которую с него и спрашивали как со взрослого. В то время он всем говорил, что ему двадцать четыре года.

Прекрасно сознавая, что связывать будущее с ярмарочным балаганом было бы по крайней мере глупо, он стал целеустремленно расширять свой круг деловых знакомств на местном уровне. Результатом этих исканий стала работа в местной ежедневной газете, где ему платили даже немного больше того, чтобы просто хватало на комнату и еду, к тому же он еще подрабатывал в типографии, а там платили сдельно. На протяжении следующих семи месяцев ему приходилось подметать полы, отвечать на телефонные звонки, разносить заказы и делать все, что от него могло потребоваться по работе. В свободное же время он увлекся чтением.

Он зачастил в городскую библиотеку, а время от времени наведывался и в магазинчик, торговавший подержанными книгами, стремясь восполнить пробел в знаниях. К концу третьего месяца он уже иногда писал кое-что для газеты и даже продал несколько удачно составленных рекламных объявлений. А к концу пятого месяца его ждало небольшое повышение по службе.

Тогда времени на светсткую жизнь почти не оставалось. Поговорить он мог разве что с офицантками в тех закусочных, где ему приходилось обедать, со своим начальником да еще с печатником, управлявшимся с печатными машинами в типографии.

Потом у Майка появился новый знакомый, который не имел никакого отношения к его работе, и им стал бывший миссионер, который теперь проводил в местном колледже занятия по изучению Библии. Профессор прожил некоторое время в Дамаске и знал арабский. Они часто разговаривали по-арабски между собой, и уже вскоре Майкл мог довольно прилично говорить на этом языке. Несколько раз он приходил в колледж, на те уроки, что проводил там его друг, благодаря которым, наряду с познанием Библии, он узнал и о Святых Землях.