Давид Голинков - Крушение антисоветского подполья в СССР. Том 1

Суд по делу Пуришкевича и 13 его сообщников, происходивший с 28 декабря 1917 г. по 3 января 1918 г., был первым крупным политическим процессом о монархистском заговоре против молодой республики Советов. Дело вызвало огромный интерес. Зал судебного заседания был переполнен. Пришло много друзей и близких подсудимых. Защищать монархистов «из публики» вызвались видные петроградские адвокаты, в том числе В. М. Бобрищев-Пушкин, его сын — А. В. Бобрищев-Пушкин и другие. Обвинителями были Д. 3. Мануильский и другие большевики.

Подсудимые и их защитники стремились, хотя и безуспешно, превратить процесс в политическую демонстрацию против Советской власти. Они утверждали, что никакого монархистского заговора не было, а существовала лишь «группа единомышленников», которая собиралась якобы «для бесед на политические темы». В. М. Бобрищев-Пушкин даже заявил, что «монархический заговор есть плод воображения большевиков и старания следователя Тарасова», а судебный процесс об участниках юнкерского восстания «незаконен», так как будто бы «большевики и юнкера восставали одновременно. Существующей в то время властью было Временное правительство, и если большевики победили, то все же нет оснований судить побежденных». Вместе с тем Пуришкевич и его сподвижники не только не скрывали своих монархистских убеждений и целей, но и декларировали их со скамьи подсудимых. Полковник Винберг заявил, что всю жизнь посвятил подавлению революции и нисколько в этом не раскаивается.

Подсудимые и их адвокаты на суде приложили все усилия для дискредитации личности Зелинского, по показаниям которого была раскрыта организация Пуришкевича. Своими распространенными через буржуазные газеты заявлениями о том, что Зелинский является «предателем», «провокатором», они довели этого морально неустойчивого человека до истерии. Зелинский кричал на суде, что отказывается от всех ранее данных на следствии показаний, и забился в истерике.

Обыгрывая этот инцидент, родственники и адвокаты потребовали судебно-психиатрического освидетельствования подсудимого, и «эксперты» дали заключение о том, что Зелинский «страдает нравственным помешательством».

Закатывала обмороки на суде и жена Пуришкевича.

Но пролетарские судьи, под председательством И. П. Жукова, выдержанно, спокойно, объективно и справедливо рассматривали дело. Даже некоторые органы буржуазной печати в конце концов вынуждены были отметить эту выдержку судей и обвинителей.

Обвинения, выдвинутые против подсудимых, подтверждались не только показаниями Зелинского, но и многими другими доказательствами: красноречивым письмом Пуришкевича и де Воде к генералу Каледину, фактами покупки оружия для вооружения офицеров и юнкеров, чего не отрицал и сам Пуришкевич, участием некоторых членов организации в юнкерском восстании.

Революционный трибунал объявил такой приговор: «Именем Революционного Народа! Заслушав дело о монархической организации, возглавляемой Владимиром Митрофановичем Пуришкевичем, Революционный трибунал, приняв во внимание данные дела и судебного следствия, пришел к заключению, что организация, как таковая, существовала, и отвергая наличие заговора с целью немедленного восстановления монархии и считая, что монархическая организация Пуришкевича преследует контрреволюционные цели, достижение которых в каждый подходящий момент может вылиться в кровопролитие, — постановил: Владимира Митрофановича Пуришкевича подвергнуть принудительным общественным работам при тюрьме сроком на четыре года условно, причем после первого года работ с зачетом предварительного заключения Владимиру М. Пуришкевичу предоставляется свобода, и если в течение первого года свободы не проявит активной контрреволюционной деятельности, — он освобождается от дальнейшего наказания». На таких же условиях, как и Пуришкевича, революционный трибунал осудил на три года принудительных работ барона де Боде, полковника Винберга и Парфенова. Остальные подсудимые были осуждены на срок от двух до девяти месяцев, а юнкера Лейхтенбергский и Гескет по молодости вовсе освобождались от наказания и отданы «под надзор родственников». Зелинского суд решил поместить в психиатрическую больницу для подробного освидетельствования, причем суд определил: в случае, если Зелинский окажется здоровым, заключить его в тюрьму сроком на один год.

Через два с лишним месяца Пуришкевич и его сподвижники оказались на свободе. 17 апреля 1918 г. председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский и комиссар юстиции Петрограда Н. Н. Крестинский разрешили временно освободить Пуришкевича из заключения в связи с болезнью его сына. Он дал такую подписку: «Настоящим обязуюсь своим честным словом явиться по истечении определенного мне срока, т. е. 25-го с. м., в Ревтрибунал в 12 часов дня. В течение этого времени обязуюсь не принимать никакого участия в общественной жизни, не выступать публично. Удостоверяю, что прошу временного освобождения с исключительной целью ухаживать за больным сыном. Вл. Пуришкевич».

Вскоре в Совете комиссаров Петроградской коммуны обсуждался декрет об амнистии в ознаменование дня международной пролетарской солидарности — 1 Мая. Представитель Комиссариата юстиции А. И. Свидерский указал, что освобождению подлежит и Пуришкевич, в политических настроениях которого в последнее время будто бы замечался перелом. Пуришкевич (находившийся в то время по милости советских людей на свободе), узнав о выступлении А. И. Свидерского, «обиделся» и опубликовал в газете опровержение, в котором, между прочим, заявил: «Не вхожу в подробности прений, касавшихся моего освобождения, оставляя на ответственности говоривших все, что ими было сказано обо мне. Скажу кратко: я не Рузский, не Гучков и не Шульгин, чтобы лягать отказавшегося от трона бывшего государя… И я менее, чем кто-либо, способен быть «апологетом» Советской власти… Я остался тем же, чем был, само собой разумеется, не изменившись ни на йоту».

И все же этот любитель «твердой» монархистской власти был по амнистии освобожден. Так же как Краснов, Пуришкевич по-своему оценил великодушие народа. Он отправился на юг, в стан монархистской контрреволюции, и продолжал бороться против революции вплоть до своей смерти в 1920 г.

Крупным политическим процессом был и суд над Доррером в Ташкенте.

В ночь на 28 октября 1917 г. попытку предотвратить переход власти в руки рабочих и солдат предпринял Туркестанский комитет Временного правительства. По приказу генерального комиссара Временного правительства генерала П. А. Коровиченко отряд юнкеров и казаков окружил в Ташкенте «Дом свободы» и арестовал находившихся там председателя Совета рабочих и солдатских депутатов и некоторых членов исполнительного комитета. Одновременно были произведены нападения на казармы революционных 2-го и 1-го Сибирских полков и на гарнизон крепости. Юнкера разоружили солдат 2-го полка и заняли крепость. Солдаты 1-го полка оказали вооруженное сопротивление нападавшим. Возмущенные контрреволюционной диверсией рабочие, красногвардейцы и революционные солдаты Ташкента поднялись против контрреволюционеров. Сражение длилось четыре дня. На рассвете 1 ноября юнкера сложили оружие. Власть перешла в руки Совета. Главари мятежа были арестованы.