Вячеслав Лопатин - Матрица Скалигера

Кажется невероятным, чтобы глобальная историческая фальсификация, осуществленная Скалигером, могла произойти в XVIII веке, хоть в его второй половине, хоть в первой. Это слишком близко к нам по времени. История того века хорошо известна и задокументирована, это век Просвещения, и в нем нет места ни для средневекового Скалигера, ни для его такой же средневековой каббалистики. Однако так ли уж мы хорошо знаем то время?

Наши представления о XVIII веке, помимо традиционной исторической картины того времени, являются результатом экстраполяции, логичного продолжения развития человеческой культуры предшествующих веков. Развитие искусств и наук, начавшееся в эпоху Возрождения и воспринимающееся как человеческий прогресс, приводит нас к восприятию XVIII века как эпохи во всех отношениях более совершенной. Вне зависимости от реальных достижений в это время, картина проходящего через века прогрессивного развития просто навязывает нам существование в XVIII веке высокого уровня естественнонаучного и гуманитарного знания. В нашем воображении европейцы того времени — как мы, только без самолетов, телефонов и компьютеров. Однако если убрать этот гипнотический прогресс и протереть глаза, то просвещенный век предстанет перед нами совсем в другом виде.

Прежде всего, поражают представления образованных (и далее я буду иметь в виду только их) людей Западной Европы об окружающем их мире: какие страны находятся рядом, кто и как там живет, каковы их история, обычаи и нравы. На основании сообщений западноевропейских путешественников, пересекающих Восточную Европу в середине XVIII века, создается впечатление, что вы попали в невежественное Средневековье, но не столько потому, что они описывают страшную отсталость и дикость восточноевропейских народов, сколько из–за того, что у них на родине об этих странах и народах практически ничего неизвестно. Ввиду относительно скромного масштаба европейских территорий, с одной стороны, и освоения Америки, начавшемся якобы более чем за два века до этого, — с другой, такая картина кажется невероятной.

Употребляя слова «Восточная» и «Западная» по отношению к Европе, я допускаю условность, необходимую для того, чтобы читатель лучше понимал, о каких территориях идет речь. В самом XVIII веке таких понятий не было, как не было и четкого представления о том, что такое Европа в географическом смысле. Западноевропейские ученые и философы часто по отношению к другим людям, даже если речь шла о тех, кто проживает в Восточной Европе, идентифицировали себя просто как европейцев. Сама же Восточная Европа представлялась в Париже и Лондоне то как неизведанные территории между Европой и Азией, то как варварская окраина Европы, а то и просто как нечто на востоке, туманное, непонятное и пугающее.

В сознании Запада существовало деление на цивилизованную часть Европы и остальной мир, неважно где его страны находились — тоже в Европе или же в Азии. Эти страны особенно не различались, потому что для «европейца» они были одинаково отсталыми и дикими. Граница между двумя мирами проходила как раз там, где она и примерно проходит сегодня между Западной и Восточной Европой. На северо–востоке просвещенного мира последней «нормальной» страной была Пруссия. За её восточной границей находилась Польша — варварская и нищая страна. Южнее Польши была Богемия, менее варварская, но все равно отсталая. Далее — Венгрия и территория Балканского полуострова, находящиеся или до недавнего времени находившиеся под властью Османской империи и, следовательно, бывшие азиатскими и варварскими. Россия, будучи еще восточнее Польши и Венгрии, вообще находилась за гранью реальности. Какие–то связные представления о ней Запад смог получить лишь с приходом к власти Екатерины II, поддержавшей Просвещение. Однако эти познания были такими слабыми, что не позволяли западноевропейскому сознанию вытащить Россию из небытия, оставляя место для различных гаданий и нелепых домыслов.

Не переписка, а реальные связи между двумя мирами, осуществляемые путешествиями людей, которые могли увидеть все воочию, были довольно–таки редкими. Среди лиц, пересекавших восточную границу Западной Европы, были и малоименитые дворяне, и торговцы, и знаменитые личности вроде Казановы или Дидро. Но независимо от рода и знатности, описания их приключений — а только такими и считались их перемещения по Востоку — были одинаково востребованы. Каждый отъезд более или менее известного человека, отправляющегося на Восток, сопровождался торжественной шумихой, а особо слабонервные, которые по ряду причин были просто вынуждены проехать через эти дикие места, прощались с близкими, считая, что они могут и не вернуться назад. При этом основным пугающим фактором было не отсутствие цивилизации, а полная неизвестность того, что тебя ожидает в пути.

Впечатления, полученные путешественниками, были удивительно схожи в общем описании увиденного: грязь и нищета, обезлюденность и запустение, примитивность быта и беспросветное невежество, рабство и неприхотливость в желаниях, отсутствие маломальской культуры, а также отсутствие дорог, гостиниц и всех остальных удобств, которые сопровождают человека до его выпадения из цивилизованного мира. Все это видел путешественник, пробираясь по Восточной Европе в середине и даже конце XVIII века, а мы — в исторических книжках, посвященных Средневековью. Причем следует отметить, что, согласно традиционной истории, в этом отсталом Средневековье западноевропейцы знали о других странах больше, чем их просвещенные потомки.

Когда же дело касалось более подробных описаний увиденного и пережитого, свидетельства зачастую получались противоречивыми, хаотичными и бессмысленными, а умозаключения непонятными или фантастическими. Неразбериха усугублялась тем, что главными знатоками по восточноевропейским странам становились философы и историки, видевшие Восточную Европу лишь в воображении, сидя в своих кабинетах. Именно на основании их трудов формировалось общественное представление о том, что происходит за восточной границей «европейского» мира. Так, признанным авторитетом по России был Вольтер, никогда не бывавший восточнее Берлина, а главным специалистом по Польше был Руссо, никогда не бывавший восточнее Швейцарии.

Мари Терез Роде, более известная как мадам Жоффрен, была хозяйкой популярного парижского салона, который посещали все известные философы Просвещения. В 1766 году она отправилась в гости к королю Станиславу Августу в Варшаву. Её отъезд стал самым главным событием года и взбудоражил весь парижский бомонд. В её лице французские просветители имели шанс лучше познакомиться с Польшей, и Вольтер назвал её визит в Варшаву