Вячеслав Лопатин - Матрица Скалигера

«эпохальным событием для всех мыслящих людей во Франции».

Вплоть до 1773 года, когда в Санкт–Петербург отправился Дидро, поездка Жоффрен оставалась самой знаменитой встречей Просвещения с Восточной Европой.

Польский король приглашал мадам давно, но та никак не могла решиться из–за экстремальности путешествия, выражавшейся в проезде по нецивилизованным местам, а также из–за дальности расстояния. Восточная Европа оставалась для Запада закрытой, но не из–за того, что существовал какой–то кордон, а из–за «экстрима», ожидавшего каждого путешественника. Поэтому даже обычные расстояния, которые нужно было преодолеть по этой территории, казались непреодолимо большими. Оказавшись же в Восточной Европе, путешественник ощущал себя на краю света. Для сравнения: если вести все отсчеты от Парижа, то до Берлина, за которым почти сразу начиналась польская граница, расстояние меньше, чем до Рима или Мадрида, а до самой Варшавы чуть больше; до Варшавы столько же, сколько до Лиссабона, но намного ближе, чем до Константинополя. На карте Восточная Европа рядом, но для парижан XVIII века она была безумно далеко. Это кажется странным, ведь в Средние века люди вроде бы запросто и свободно перемещались на более дальние расстояния. Не следует ли признать, что ввиду менее развитой картографии и средств передвижения, меньшей информированности, а также из–за более диких нравов, все эти средневековые (я уж не говорю про античные) вояжи были просто невозможны?

Мадам Жоффрен стала очередными «глазами» для Вольтера и других мыслителей, которыми они рассматривали Восточную Европу, чтобы затем, согласовав «увиденное» со своими теориями, удовлетворить любопытство западного европейца. За десяток прошедших веков этот европеец так и не узнал, кто же живет с ним рядом. Понадобилось Просвещение, чтобы он смог познакомиться со своим восточным соседом. Но и просветиться, оказывается, было не так просто.

Считается, что мадам Жоффрен состояла в переписке с Екатериной. Известно, что писала Екатерина, однако что отвечала ей сама Жоффрен, мы не знаем, так как её письма до нас не дошли. Зато дошли слова Александра Македонского, сказанные им в Персии — вот уж действительно на краю света — за два тысячелетия до знаменитого визита парижанки ко двору польского короля.

Европа маленькая. И если из Парижа в Варшаву по европейским меркам путь предстоял неблизкий, то из Вены в Прагу — совсем ничего. Это в два с лишним раза ближе, чем от Москвы до Петербурга. Тем не менее Запад, в том числе и австрийцы, относили Богемию все к тому же варварскому и малоисследованному Востоку. Отправляясь из Вены в Прагу, Моцарт попал в такое же захватывающее приключение, в какое попадали и другие западноевропейские путешественники, пересекающие восточную границу. Курьез состоит в том, что Прага географически находится западнее Вены.

Если бы Моцарт отправился из Вены действительно на восток, то, проехав почти такое же расстояние как до Праги, он попал бы на Украину, страну для западного сознания более загадочную, чем другие страны Восточной Европы. За полвека до богемских гастролей Моцарта Украина на Западе была неизвестна. В своей нашумевшей «Истории Карла XII», увидевшей свет в 1731 году, Вольтер пытается восполнить этот пробел. Он мысленно сопровождает Карла, который двигается по Европе с севера на юг. Но вот король попадает на заснеженную Украину, и вместе с ним туда забредает философ, вынужденный писать, что Карл, скитаясь по неизведанной Украине, заблудился и не знал, куда он направляется. Очевидно, однако, что заблудился на самом деле не Карл, а Вольтер, который, сочиняя эти строки в тиши своего кабинета спустя два десятилетия после описываемых событий, просто не знал, как реально обстояли тогда дела у шведской армии. Поэтому приключения Карла в действительности отражали уровень знания самого Вольтера об Украине, а вместе с ним и уровень представлений об этом крае всего просвещенного Запада.

«История Карла XII» как описание истории героя, вероятнее всего, использовалась автором как литературный прием, благодаря которому он мог сам, путешествуя по неизвестным землям, открывать их для западного читателя. Нашумела же книга Вольтера потому, что эту историю в Западной Европе не знали. Еще через два с половиной десятилетия он напишет новый бестселлер, на этот раз про Петра I. Познакомив Запад с сопредельными странами, Вольтер отправился дольше на восток, чтобы открыть для себя и для западного сознания Россию. Потребность же в этом возникла из–за того, что Екатерина вступила в союз с Францией и пробудила этим к своей стране интерес. Будь политика императрицы другой, знакомство Просвещения с Россией отложилось бы до более поздних времен.

Продолжая же историю плутающего по Украине Карла, Вольтер переносит читателя все дальше на юг. После поражения под Полтавой автор и его герой бегут в Крым, где находят приют у местных татар. Судя по описанию Вольтера, эти татары ничем не отличались от тех степняков, с которыми без конца воевали древние русские князья. В Крыму, конечно же, Вольтер, как и везде на своем пути, находит «запустение и варварство». Затем турецкий султан поселил заблудшего шведского короля на юго–востоке Балканского полуострова, в Демотике. Вероятно, для Вольтера эта область тоже представляла собой темное место, и он написал про Карла, будто

«во всей Европе его полагали мертвым».

Не знаю, чему здесь больше удивляться — тому, что король для всех умер, или тому, что Вольтер исключил эту территорию из географии Европы?

Исторически–географический трактат Вольтера интересен и тем, что дает представление об уровне естественнонаучных представлений образованного Запада. Когда Карл, а вместе с ним и Вольтер, попали на Украину, они обнаружили там запорожских казаков, которые, по словам философа, были самым странным народом на земле. И действительно, удивляться есть чему. Этому народу, оказывается, было чуждо естественное размножение, и женщин среди них не было (иначе, наверное, было бы не чуждо). Для поддержания численности населения странные запорожцы отбирали или воровали детей у других народов и выращивали их в полном соответствии со своими законами.

Наполеон Бонапарт, читавший «Историю Карла» во время своего Русского похода, сомневался в достоверности вольтеровского повествования. И с ним трудно не согласиться.

Карта Восточной Европы XVIII века была в сознании Запада не столько географической, сколько мифологической. И чем дальше на восток, тем реальность становилась более фантастической. Если на Украине читатель Вольтера обнаружил странный народ, не знавший полового размножения, то в России можно, например, было найти так называемого скифского ягненка. Это животное росло на стебле подобно овощу и впервые было описано в Средние века. С тех пор многие продолжали верить в его существование, а его поиски продолжались и в век Просвещения. Так, один английский путешественник искал его в Нижнем Поволжье в 30–х годах XVIII века. Французские энциклопедисты в 1751 году отнеслись к существованию этого овощного барашка скептически. В 1793 году в Россию отправился немецкий натуралист Петр Симон Паллас, и лишь его исследования окончательно стерли с мифологической карты это нелепое существо.