Людвиг Мизес - Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции

Затем пришло освобождение индивида в сфере экономической деятельности, явившееся достижением новой отрасли философии – экономической науки. Предприимчивому человеку, знавшему, как сделать людей богатыми при помощи усовершенствования методов производства, были развязаны руки. Благодаря капиталистическому принципу массового производства для удовлетворения потребностей масс блага посыпались на простого человека как из рога изобилия.

Чтобы по заслугам оценить западную идею свободы, мы должны сравнить Запад с условиями, существующими в тех частях мира, где никогда не понимали смысл идеи свободы.

Некоторые народы Востока разработали философию и науку задолго до того, как предки представителей современной Западной цивилизации вырвались из первобытного варварства. Существуют веские причины предполагать, что древнегреческая астрономия и математика получили первоначальный импульс от знакомства с тем, что было сделано на Востоке. Когда позднее арабы овладели знаниями тех народов, которые они завоевали, в Персии, Месопотамии и Испании начался расцвет мусульманской культуры. Вплоть до XIII в. знания арабов были не хуже, чем достижения Запада того времени. Но затем религиозная ортодоксия навязала непоколебимый традиционализм и положила конец всякой интеллектуальной активности и независимому мышлению в мусульманских странах, как прежде это произошло в Китае, Индии и в сфере действия Восточного Христианства. С другой стороны, силы ортодоксии и преследование инакомыслящих не смогли заставить замолчать голоса западной науки и философии, ибо дух свободы и индивидуализма на Западе был уже достаточно силён, чтобы пережить все преследования. С XIII в. все интеллектуальные, политические и экономические новшества рождались на Западе. До тех пор пока несколько десятилетий назад Восток не был обогащён контактами с Западом, история, ведущая летопись великих имён в философии, науке, литературе, технологии, управлении государством и коммерцией, едва ли могла назвать кого-либо из уроженцев Востока. До тех пор, пока западные идеи не начали проникать на Восток, там царил застой и жёсткий консерватизм. Самих жителей Востока не коробило рабство, крепостное право, наличие каст неприкасаемых, традиции, наподобие обычая сати [59], уродование ног девочек, варварские наказания, массовая нищета, невежество, предрассудки и пренебрежение гигиеной. Будучи не в силах понять значение свободы и индивидуализма, сегодня они приходят в восторг от программы коллективизма.

Несмотря на то, что все эти факты хорошо известны, сегодня миллионы людей с энтузиазмом поддерживают политику, направленную на замену автономного планирования своих действий каждым индивидом планированием со стороны власти. Они жаждут рабства.

Разумеется, поборники тоталитаризма выражают протест и говорят, что они хотят упразднить «только экономическую свободу» и что «остальные свободы» никто не собирается трогать. Но свобода неделима. Разграничение экономической сферы человеческой жизни и деятельности и неэкономической сферы является худшим из всех заблуждений. Если всемогущий орган имеет право определять каждому индивиду задание, которое тот должен выполнить, то на долю индивида не остаётся ничего, что можно назвать свободой и автономией. Он может выбирать только между беспрекословным подчинением и смертью от голода < Хайек Ф. Дорога к рабству. – М.: Экономика, 1992. С. 94 и далее; Мизес Л. Социализм. Экономический и социологический анализ. – М.: Catallaxy. С. 373>.

Чтобы решить, следует ли дать молодому человеку возможность получить подготовку и работать в интеллектуальной или художественной сфере, на помощь плановому органу может быть призван комитет экспертов. Однако подобная организация дела может воспитать только учеников, обречённых на попугайское повторение идей предшествующего поколения. Это создаст непреодолимые препятствия на пути новаторов, несогласных с признанным образом мыслей. Невозможно будет внедрить ни одно новшество, если его автор будет вынужден получать разрешение тех, от чьих методов и доктрин он хочет отказаться. Гегель не дал бы благословения Шопенгауэру и Фейербаху, а профессор Pay не благословил бы Маркса или Карла Менгера. Если наделить высший планирующий совет правом выносить окончательные решения по поводу того, что должно публиковаться, кто должен экспериментировать в лабораториях и кто писать картины и лепить скульптуры, а также какие изменения в технологию следует внести, то не будет ни улучшений, ни прогресса. Отдельный человек станет пешкой в руках правителей, которые в своей «социальной инженерии» будут обращаться с ним так же, как инженеры обращаются с материалом, из которого они строят здания, мосты и механизмы. В любой области человеческой деятельности новшество бросает вызов не только всем рутинёрам и экспертам и практикам традиционных методов, а даже в большей степени тем, кто в прошлом сами были новаторами. С самого начала оно встречает прежде всего упорное сопротивление. В обществе, где существует экономическая свобода, эти препятствия можно преодолеть. Но в социалистической системе они непреодолимы.

Суть свободы индивида заключается в возможности отклониться от традиционного образа мыслей и действий. Централизованное планирование препятствует планированию со стороны индивидов.

Самая выдающаяся особенность истории заключается в том, что она представляет собой последовательность событий, которые никто не может предсказать, прежде чем они произойдут. Самое большее, что могут предугадать самые дальновидные государственные деятели и коммерсанты – как сложатся обстоятельства в ближайшем будущем, пока не происходит радикальных изменений идеологии и общих условий. Британские и французские философы, произведения которых вызвали Великую Французскую революцию, мыслители и поэты, с энтузиазмом приветствовавшие первые шаги великих преобразований, не предвидели ни царство террора, ни того, как Бабёф и его последователи очень скоро интерпретировали принцип равенства. Никто из экономистов, чьи теории уничтожили докапиталистические методы ограничения экономической свободы, и никто из деловых людей, деятельность которых ознаменовала промышленную революцию, не ожидали ни беспрецедентных достижений свободного предпринимательства, ни враждебности, с которой отреагируют на него те, кому капитализм принёс больше всего пользы. Идеалисты, приветствовавшие как панацею политику президента Вильсона, направленную на то, чтобы «сделать мир безопасным для демократии», не предвидели, какими будут её последствия.