Леонид Левитин - Узбекистан на историческом повороте

В КОНТЕКСТЕ МИРОВОГО ОПЫТА

Слово о стабильности

Мировой опыт свидетельствует: одной из основных целей переходного периода, непременным условием его оптимизации всегда является стабильность. Латинское слово "stabilis", от которого происходит термин, означает "устойчивость, постоянство". В политическом же смысле стабильность (если не отрываться от этимологических корней термина) в самом общем понимании - это способность государственной власти обеспечить порядок и безопасность в стране. Стабильность часто связывается с легитимностью власти, с признанием ее населением как законной, с поддержкой этой власти народом, верой в нее, с соответствием политического режима общественным потребностям страны, с эффективностью государственного аппарата.

Некоторые западные исследователи считают, что глубже понять и оценить, что такое политическая стабильность, можно только через ее антипод нестабильность, которую они характеризуют как государственное безвластие, охлократию, насилие и хаос, вандализм и погромы. В такой связи стабильность воспринимается с высокой степенью экспрессии. Например, как способность политического организма к самосохранению в условиях, угрожающих самому существованию общественной системы. (Bealey F. Stability and Crisis: Fearst About Threats to Democracy. European Jornal of Political Research. 1987. Vol. 15. № 6. Р.687). Энергичное определение!

Очень яркий пассаж на эту тему я нашел у немецкого профессора политических наук из Гейдельбергского университета Клауса фон Бойме. Вот он: "Еще со времен Аристотеля спорили о совершенной конституции и совершенных институтах власти. Во времена марксизма такими демократическими институтами, как парламент, конституция, избирательное право, суды, открыто пренебрегали. В восьмидесятые годы ХХ в. к ним вернулись лишь в инструментальном значении, как к средствам, при помощи которых политические лидеры могут наилучшим образом выполнить роли по сценариям, написанным для них политической жизнью. В это же время патриархи политической науки продолжают вечные дискуссии о преимуществе парламентской или президентской системы. В реальности же в критические моменты в истории той или иной страны (в переходные периоды) в центре интересов стоит наиболее рациональная организация управления, создание властных структур, способных обеспечить стабильность" (Klaus von Beyme. Аnsatze zur Reform des politischen Systems, in: Demokratie am Wendepunkt. S. 158).

В последнее время требования обеспечения стабильности и вообще тема стабильности в постсоветских государствах приобрели особую актуальность и нередко отодвигают на второй план и демократизацию, и рынок. Это объясняется целым рядом факторов, в целом общих для всех этих государств. В их числе: резко обострившийся экономический кризис, усилившееся имущественное расслоение общества, слабые политические возможности элит и административная коррупция, рост преступности, этноязыковые проблемы.

Следует заметить, что понятие "стабильность" стало в некотором роде сакраментальным не только в самих этих государствах, но и по отношению к ним со стороны Запада. Скажем, для оправдания каких-то авторитарных шагов власти в какой-либо из этих стран. Это, говорят некоторые западные аналитики и политики, конечно, не по нашим правилам, но сделано во имя стабильности, принесено, так сказать, в жертву на ее алтарь.

Проблема не в самой стабильности, а в том, как, какими методами на постсоветском пространстве (далеко не всегда и далеко не везде) можно ее обеспечить, не прибегая к авторитарным способам властвования. Да что там постсоветские страны! Немало примеров имеется и в практике государств с давними демократическими традициями, когда там возникают различные чрезвычайные ситуации.

Как это делалось при Рузвельте

Вопрос о формах и пределах вмешательства государства в переходные реформы всегда наиболее спорный. Проблема более ясна, если государство не тоталитарное. Стороны в этом споре - реформаторы-либералы и реформаторы-консерваторы. Если главная забота либералов состоит в охране естественных прав индивида от посягательств государства, то консерваторами эти права признаются до того предела, пока они не приходят в противоречие с общественными интересами. Человек и общество рассматриваются консерваторами в единстве, причем общество имеет преимущество по отношению к индивиду, права которого вытекают из обязанностей - такова воздвигнутая консерватизмом защитная граница общества от разрушения его индивидуализмом. С другой стороны, государство должно быть сильным, сдерживать проявление негативных сторон человеческой натуры и помогать совершенствовать добродетели (Huntington S.R. Conservatism as and Ideology. American Policical Science Review. 1957. Vol. 51).

Наиболее ярким представителем консервативного подхода к реформам был Франклин Делано Рузвельт, 32-й президент США, творец американского "Нового курса". В то время как его соперник на президентских выборах 1932 г. тогдашний президент США Гувер взывал к классическим американским добродетелям индивидуализма и возможности выбора, предостерегал от тирании государства, Рузвельт был страстный приверженец сильной и радикальной исполнительной власти. При Рузвельте Белый дом стал энергетическим центром всей американской политической системы, источником новых идей, движущей силой торговли, двигателем социальных преобразований, центром ожиданий и надежд народа. Укрепление авторитета исполнительной власти Рузвельт доводил до границ конституционных возможностей. И в этом отношении он превзошел всех американских президентов и до и после себя. Он вырвал у конгресса законодательную инициативу, расширив тем самым законодательные функции института президентов.

Рузвельт сконцентрировал ожидания общественности на институте президентов, потому что сумел предельно использовать в качестве инструментов своей политики оба средства массовой информации того времени - прессу и радио. Рузвельта можно было бы назвать первым президентом средств массовой информации. Его имя господствовало в крупных газетных заголовках, не в последнюю очередь благодаря его политике "открытых дверей" по отношению к работающим в Белом доме журналистам. Парализованный ниже пояса президент из года в год дважды в неделю собирал вокруг своего письменного стола до двухсот журналистов. Эти встречи были эталоном умения власти сотрудничать с прессой. При Рузвельте США добились громадных успехов во всех основных сферах общественной жизни. То, чего ему не удавалось достичь, зависело не от него, а от непреодолимых барьеров, которые общественная система США ставила и перед сильными президентами.

Я уделил много внимания Рузвельту потому, что Ислам Каримов, как справедливо подметил Дональд Карлайл, вольно или невольно воспринял многое из стратегии и тактики этого американского президента при проведении реформ, естественно, учитывал конкретные исторические условия места и времени. Что Каримов, к сожалению, не воспринял, - это методы работы американского президента с прессой. Думается, что к этому опыту американского президента еще не поздно обратиться. Уж, во всяком случае, лучше позже, чем никогда.