Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Шуленбург был принят Молотовым в 15 часов. Сославшись на «ис­ключительную важность и крайнюю неотложность» [1121]дела, посол пе­редал народному комиссару лист бумаги, на котором без всякого заголовка был напечатан текст телеграммы Гитлера Сталину парал­лельно с русским переводом. «Молотов прочитал документ, который явно произвел на него сильное впечатление». Телеграмма содержала обращение: «Господину И.В. Сталину, Москва» [1122]. В ней Гитлер снача­ла коснулся подписания торгового соглашения, недвусмысленно при­ветствуя его «как первый шаг на пути изменения германо-советских отношений».

Во втором абзаце телеграммы Гитлер признал: «Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому германское правительство в таком случае исполнено решимо­сти сделать все выводы из такой коренной перемены».

В третьем абзаце Гитлер выразил согласие с советским проектом пакта о ненападении, но одновременно подчеркнул, что считает «необ­ходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем», обой­дя, таким образом, неоднократно высказывавшуюся Молотовым просьбу об уточнении германских представлений относительно подпи­сания особого протокола.

Но в четвертом абзаце он подчеркнул: «Дополнительный протокол, желаемый правительством СССР, по моему убеждению, может быть, по существу, выяснен в кратчайший срок, если ответственному госу­дарственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Иначе германское правительство не представляет себе, каким образом этот дополнитель­ный протокол может быть выяснен и составлен в короткий срок». Пер­вое упоминание особого протокола под названием «дополнительный протокол» содержалось в четвертом абзаце.

В пятом абзаце послания Гитлера подчеркивалось, что напряжение между Германией и Польшей «сделалось (выделено Я.Ф.) нестерпи­мым» и что «польское поведение по отношению к великой державе та­ково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия, во всяком случае, исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний».

В шестом, и последнем, абзаце Гитлер выразил мнение, что «при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг к другу является целесообразным не терять времени». Поэтому он «вто­рично» предложил Сталину принять его министра иностранных дел «во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр ино­странных дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия (выделено И. Ф.), чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол». Телеграмма заканчивалась заявлением о том, что бо­лее продолжительное пребывание рейхсминистра в Москве, «чем один день или максимально два дня, невозможно ввиду международного по­ложения». За этим последовали слова: «Я был бы рад получить от Вас скорый ответ. Адольф Гитлер».

Прочитав этот текст, Молотов пообещал передать послание адреса­ту и тотчас же, «как только будет принято решение», проинформиро­вать посла относительно позиции советской стороны. После этого Шуленбург, согласно его записке, попытался, используя все имевшие­ся в его распоряжении средства, разъяснить Молотов у, что «безотлага­тельная поездка господина рейхсминистра иностранных дел насущно необходима в интересах обеих стран». Закончил беседу посол просьбой при всех обстоятельствах дать ему ответ еще в тот же день.

Судя по всему, он покинул НКИД примерно в 15 час. 30 мин. В это же время Молотов связался со Сталиным, чтобы зачитать ему текст личного послания Гитлера. Перед лицом беспрецедентной предупреди­тельности, пронизывавшей это личное послание главы германского го­сударства, Сталин теперь решил действовать без промедления [1123]: он приказал прервать переговоры на неопределенный срок.

В 16 часов Ворошилов в качестве ответа на заявление двух запад­ных военных миссий зачитал заявление советской стороны, переданное еще в тот же день в письменной форме главам западных делегаций [1124]; в нем были перечислены критические вопросы переговоров и выражено сомнение в серьезности стремления Франции и Англии к эффективно­му военному сотрудничеству с СССР. Главный пассаж этого заявления гласил:

«Намерением советской военной миссии было и остается догово­риться с английской и французской военными миссиями о практиче­ской организации военного сотрудничества вооруженных сил трех договаривающихся стран.

Советская миссия считает, что СССР, не имеющий общей границы с Германией, может оказать помощь Франции, Англии, Польше и Ру­мынии лишь при условии пропуска его войск через польскую и румын­скую территории, ибо не существует других путей, для того чтобы войти в соприкосновение с войсками агрессора.

Подобно тому как английские и американские войска в прошлой мировой войне не могли бы принять участия в военном сотрудничестве с вооруженными силами Франции, если бы не имели возможности опе­рировать на территории Франции, так и советские вооруженные силы не могут принять участия в военном сотрудничестве с вооруженными силами Франции и Англии, если они не будут пропущены на террито­рию Польши и Румынии. Это военная аксиома.

Таково твердое убеждение советской военной миссии».

В заключение Ворошилов возложил на англо-французскую сторо­ну ответственность за затяжку военных переговоров и за наступившее теперь в конечном счете их полное приостановление. Руководители обеих западных делегаций попросили на короткое время прервать встречу.

В то самое время, когда Ворошилов зачитывал на переговорах со­ветское заявление, Сталин формулировал свой ответ на телеграмму Гитлера. Не исключено, что Ворошилов во время объявленного после зачтения заявления советской стороны перерыва дополнительно про­информировал своего шефа о реакции членов западных делегаций. Как бы там ни было, именно во время этого перерыва в переговорах последо­вал предрешивший все последующее шаг Сталина: он распорядился вновь пригласить германского посла для вручения ему своего ответа Гитлеру. Шуленбург, вернувшись после своей первой беседы с Молото­вым в посольство, едва успел написать краткий отчет о ней, как после­довал телефонный звонок, приглашавший его на 17 часов к народному комиссару для новой встречи [1125]. На этот раз Молотов вручил ему пись­менный ответ Сталина на послание Гитлера.

Этот ответ лишь с трудом можно назвать — как это сделал по по­нятным причинам Шуленбург непосредственно после своей второй встречи с Молотовым в телеграмме, направленной в германское ми­нистерство иностранных дел [1126], — «выдержанным в очень примири­тельном тоне ответом». В своем послании «рейхсканцлеру Германии господину А. Гитлеру» Сталин ограничился краткими сообщениями, из которых было видно, что он осознавал ситуационную обусловлен­ность этого поворота в курсе Гитлера. Сталин лаконично поблагода­рил рейхсканцлера «за письмо», отметив, что он надеется , «что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серь­езному улучшению политических отношений между нашими страна­ми». Он констатировал, что народы обеих стран нуждаются в «мирных отношениях между собой», и одновременно подчеркнул гипотетиче­ский характер этого сближения: «Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает базу для ликвидации по­литической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами». Свой ответ он закончил выражением со­гласия Советского правительства «на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа».