Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Согласно изложению Вайцзеккера, Мерекалов завершил беседу за­явлением о том, что советская политика «всегда была откровенной», что идеологические разногласия не должны, как показывают итало-советские отношения, препятствовать нормальным деловым связям, ко­торым не должны мешать и отношения СССР с западными демократиями. Это заявление в полной мере соответствовало классиче­ской формуле мирного сосуществования. Результат беседы не стал ве­сомее и после того, как Вайцзеккер особо подчеркнул, что именно «русский подвел беседу (к этой теме)». Из записок видно, что разговор ловко направлял статс-секретарь и что психологическое состояние Вайцзеккера побудило придать этой беседе масштабы политического прорыва. Он преследовал двоякую цель: во-первых, демонстрируя до­брую волю, просигнализировать советской стороне готовность Герма­нии к переговорам и, во-вторых, показывая мнимые перемены в советской позиции, убедить Гитлера в целесообразности согласовать с Советским правительством собственные планы в отношении Польши.

В одном из написанных после начала войны воспоминаний о перио­де с «апреля до лета 39-го» [506]Вайцзеккер следующим образом выра­зился относительно усилий по вовлечению СССР: «Вместо того чтобы подождать... в апреле 39-го мы открыто бросили перчатку Польше... и одновременно начали ухаживать за русскими. Я выступал за этот путь как за последующую цель, в некотором роде внешнеполитический про­ект. ...Только ведь новые усилия к сближению с Россией были какими-то лихорадочными... После ошибки, допущенной 15 марта, и по мере возрастания аппетита ход дальнейших событий оказался предопреде­ленным. Претензии к Польше переросли в стремление заполучить все. Мечты о восточном пространстве возобладали. Но они были, как выра­зился фюрер, не связаны сроками, ибо он верил, что плод сам дозреет». При рассмотрении воспоминаний Вайцзеккера встает вопрос о том, нет ли в его записях существенных пробелов; иначе их содержание свиде­тельствует о довольно неумелом «ухаживании».

Некоторые объяснения можно обнаружить в советских записях этих бесед [507]. В короткой деловой телеграмме Мерекалова, который в отличие от Астахова не являлся кадровым дипломатом и поэтому не владел необходимыми языковыми и профессиональными тонкостями, на первом месте стоял его протест по поводу немецких акций в Праге — дискриминации советских служб, грубо нарушившей декрет Гитлера от 22 марта, подтвердивший действенность старых чехословацких до­говорных обязательств. В конце последующего долгого обмена мнениями Вайцзеккер в шутливой форме заметил, можно ли русским поставлять пушки, если они приготовились заключить воздушный пакт. Подобному намерению Вайцзеккер противопоставил мирные планы германского правительства. По его словам, Германия в течение трех месяцев на переговорах с Польшей добивается Данцига и экстер­риториальной автострады в обмен на гарантии польской западной гра­ницы и не помышляет о нападении. Англия же, с другой стороны, усиливает международную напряженность и навязывает малым стра­нам непрошеные гарантии. Все страны, включая Бельгию, Голландию и Швейцарию, проводят военную мобилизацию, и только Германия от этого воздерживается. В последнее время советская пресса ведет себя гораздо корректнее английской. «Германия, — продолжает Вайцзек­кер, — имеет принципиальные политические разногласия с СССР. Все же она хочет развить с ним экономические отношения».

Через десять дней после беседы Вайцзеккера с Мерекаловым (в тот момент последний находился уже в Москве, где в присутствии Сталина в Кремле проходило многодневное совещание) в Москву по указанию Литвинова выслал свою запись разговора советник Астахов, выполняв­ший во время встречи функции переводчика. Изложение Мерекалова оставляло неясным ряд существенных для Советского правительства вопросов. В заметках Астахова статс-секретарь выглядел чрезвычайно учтивым и предупредительным. Он с сожалением принял советский протест, отрицал односторонний и направленный против Советского Союза характер предпринятых мер и охотно обещал уладить возник­шие трудности. Довольно искусно он вставил замечание о том, что, по­скольку Советское государство ведет переговоры об участии в антигерманском воздушном пакте, военные ведомства станут возра­жать против поставок Советскому Союзу авиационного вооружения. Далее Астахов писал: «После обмена репликами разговор переходит на общеполитические темы. Вайцзеккер говорит, что он охотно обменяет­ся мнениями и ответит на все интересующие полпреда вопросы». По­том, как видно, Вайцзеккер взял инициативу на себя и предоставил не очень владеющему дипломатическим языком Мерекалову роль спра­шивающего. И последний действительно поинтересовался состоянием германо-французских отношений. Вайцзеккер уверял в полном непо­нимании немецкой стороной причин французской враждебности. За­тем Мерекалов спросил о германских требованиях в Польше. «Требований», ответил Вайцзеккер, Германия никогда не выдвигала, просто Польша сделала приемлемое «предложение», которое увязыва­ет с гарантиями немецко-польской границы. Переговоры ведутся. Вай­цзеккер категорически отверг возможность польско-германского пограничного конфликта. После этого советский полпред поднял воп­рос о причинах общего напряженного положения в Европе. Статс-секретарь заметил, что немцам все это непонятно. Они не хотят ни на кого нападать, они не проводят мобилизации старших возрастов, как это де­лают их соседи. Здесь его перебил Мерекалов: «Вы уже давно отмобили­зовались». Вайцзеккер оспорил справедливость сказанного и подчеркнул, что напряженность разжигают искусственно Англия и Франция против Германии. На самом деле у Германии нет никаких на­ступательных планов, и уж не кажется ли Советскому Союзу, что ему угрожает Германия? Мерекалов уклонился от прямого ответа. Дескать, СССР заинтересован в устранении опасности войны и разрядке напря­женности. Какой-то особенной угрозы со стороны Германии он не ощу­щает. Вайцзеккер использовал эти слова в качестве предлога, чтобы похвалить разумное поведение Советского правительства и средств массовой информации. И ему-де хотелось бы знать, довольна ли совет­ская сторона точно так же немецкой прессой. Здесь Астахов вставил, что если немецкая пропаганда в количественном отношении теперь до­пускает и меньше выпадов против Советского Союза и его ведущих политических деятелей, то в « качественном отношении подобные вы­пады не стали мягче и не производят впечатления, что здесь что-то изменилось». Не в последнюю очередь об этом, дескать, свидетельствует редакционная статья в «Фёлкишер беобахтер» с грубыми оскорблениями в адрес Сталина. «Вайцзеккер со вздохом по­жал плечами...» (Астахов). Тогда Мерекалов спросил, как статс-секре­тарь видит «перспективы отношений между СССР и Германией». Тут Вайцзеккер многозначительным тоном и с кажущимся удовольствием обратил внимание собеседника на чрезвычайно благоприятно сложив­шуюся ситуацию: «Лучше, чем теперь, быть она не может». Затем, уже серьезно, с выражением заметил: «Вам известно, что между нами суще­ствуют противоречия идеологического характера. Вместе с тем, одна­ко, мы искренне (!) хотим развивать с вами экономические связи». После этого Мерекалов, прощаясь, сказал, что должен скоро выехать в Москву, где у него много дел.