Валерий Соловей - Несостоявшаяся революция

И надо сказать, что русские люди ощущают исходящую от госу­дарственной машины враждебность и отвечают ей взаимностью. Мас­сированная официальная пропаганда позитивной роли государства вызвала не столько прилив симпатий к нему, сколько прямо проти­воположные реакции.

Фокусом русского патриотизма, согласно социологии, отныне выступает не государство, а Родина и народ. В массовом сознаниипонятия «государства» и «Родины/Отечества» не просто разведены. Комплекс патриотических переживаний вообще выступает антиподом государства: там, где есть патриотизм, нет места власти, а там, где есть власть, нет места патриотизму[12].

Иной исход трудно было ожидать в ситуации, когда патриотиче­ские знаки и символы не были подкреплены соответствующим изме­нением социальных практик, оказавшихся диаметрально противо­положными пропагандируемым ценностям, а призванные задавать обществу образцы и нормы поведения элитные группы демонстри­ровали крайний эгоизм и своекорыстие. Другими словами, предла­гавшиеся обществу «парадные» ценности противоречили ценностям самой элиты, а правда жизни — задаваемые элитой образцы и нормы социального поведения — разрушала любые эталоны и пропаганди­руемые модели.

Таким образом, новая государственническая идеология оказалась симулякром — манипулированием идеологическими пустышками, символами без мобилизующего содержания, чье назначение состояло в пропагандистском прикрытии. Такая политика вызывает не столь­ко патриотические чувства и лояльность в отношении государства, сколько отторжение от него.

Фиаско политики государственного патриотизма служит симпто­мом того, что русские отказывают государству в его фундаментальном праве служить источником больших смыслов, идеальных императи­вов и целеполагания. Парадокс общественного сознания в том, что повышение ценности государства как теоретического норматива, как идеи не повлекло за собой позитивного отношения к актуально­му государству. Эти две линии не совпали и даже оказались разнона­правленными.

Общественный запрос на возвращение государства сформировал­ся в России уже во второй половине 1990-х гг. Но только на рубеже столетий, с появлением Владимира Путина, открылась возможность персонификации государственнических устремлений общества. Од­нако доверие к символизирующей государство личности президентане распространяется на основные государственные и политические институты, уровень доверия к которым остается низким и даже чрез­вычайно низким.

Таким образом, валоризация олицетворяемой президентом идеи государства не привела к позитивной переоценке актуального государ­ства. Можно сказать, что мы имеем дело с воспроизведением истори­ческого стереотипа русского сознания: царь хорош, да бояре плохи.

Однако русские вообще отказывают актуальному государстве в легитимности — праве служить источником целеполагайия, высту­пать гарантом справедливости, законности и порядка. Массовым сознанием именно власть воспринимается как главный источник хаоса и беззакония в России. Таково мнение 96% русских[13]! В перс­пективе общественного мнения современное российское государство зиждется на фигуре популярного суверена (в то время как основные государственные институты скомпрометированы и делегитимирова-ны), а также на негативистском «общественном договоре»: люди не выступают против власти, пока она не мешает им жить, не оказывает на них чрезмерного давления. Однако подобная конвенция выглядит слишком уязвимой, чтобы гарантировать долговременную стабиль­ность и, тем более, развитие страны.

Итак, русская власть не стала националистической, а новая идеоло­гическая линия не обеспечила ей симпатии общества. Но, возможно, националистическими стали российские партии, а российский поли­тический спектр в целом сместился в этом направлении?

Однако, с теоретической точки зрения, использование отдельных националистических элементов не превращает политическую силу в националистическую; для этого надо, чтобы национализм играл в ее идеологии и программе конституирующую, системообразующую роль. В этом смысле подавляющее большинство российских партий, безусловно, не националистические и даже не умеренно национали­стические, поскольку национализм в их идеологии находится в под­чиненном положении, играет вспомогательную роль[14].

Из крупных партий под определение националистических подпа­дают ЛДПР Владимира Жириновского и почившая в бозе «Родина». Причем подобная оценка должна учитывать идеологическую и поли­тическую динамику. Так, в своем первоначальном варианте «Родина», сочетавшая технократизм и умеренно левые идеи с умеренным же национализмом, могла с равным успехом квалифицироваться и как левоцентристская, и как умеренно националистическая партия. По мере ослабления левого и технократического начала в ней возобладал радикальный национализм. Смена политического руководства «Роди­ны» привела к изменению ее идеологического профиля, возвращению к стартовой позиции — левоцентристской, но на сей раз очищенной от национализма. А спустя некоторое время «Родина» вообще раство­рилась в новой, умеренно левой партии «Справедливая Россия».

Вообще же отнесение политиков и партий к категориям умеренно­го и радикального национализма зависит от культурно-исторического и политического контекстов. В России начала XX в. лозунг «Россия для русских» был общеразделяем за пределами левой части полити­ко-идеологического спектра, однако на этом основании, скажем, партия кадетов вовсе не воспринималась как националистическая и, тем более, радикальная. В общественном мнении она выглядела либе­ральной или национально-либеральной организацией. В наше время написать подобный лозунг на партийном знамени означает заслужить однозначную репутацию радикально националистической и даже экстремистской силы. То, что в одном историко-культурном контек­сте выглядит политической нормой, в другом оказывается опасным отклонением от нее.

Важно также учитывать соотношение между идеологией и ритори­кой, с одной стороны, и политической практикой — с другой. В своей идеологии и риторике ЛДПР Жириновского — радикально нацио­налистическая партия, однако по своему политическому поведению это системная и даже оппортунистическая сила, всецело лояльная отнюдь не националистической российской власти. Еще пикантнее в этом отношении выглядело знаменитое некогда Русское националь­ное единство (РНЕ) Александра Баркашова. В 1990-е гг. эта ультра­националистическая, фашистского толка группировка находилась под плотным контролем спецслужб и служила орудием политических манипуляций Кремля.