Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Однако целей своих реформаторы достигли только отчасти. К мо­менту завершения летом 1994 г. первого — чекового — этапа привати­зации две трети ВВП России производились в негосударственном сек­торе экономики. Однако приватизация «по Чубайсу» породила и ряд изъянов в отношениях собственности. Три четверти промышленных предприятий оказались приватизированы по «второй модели», то есть их собственниками, обладавшими контрольным пакетом акций, ста­ли трудовые коллективы, заинтересованные больше всего в повыше­нии заработной платы, а не в развитии производства. Не возник и многочисленный «средний класс», который мог бы служить надежной социальной опорой новой конструкции государства. Владельцы вау­черов могли сами обменять их на акции предприятий, и те, кому это удалось, не остались внакладе, но таких было очень немного. Осталь­ные вынуждены были прибегнуть к услугам чековых инвестиционных фондов. Предполагалось, что фонды, сосредоточивая у себя ваучеры, сформируют портфели акций промышленных предприятий, а граж­дане, ставшие владельцами акций ЧИФов будут получать дивиденды. Однако считанные единицы из 2000 возникших по всей стране ЧИФов превратились в устойчивые инвестиционные компании, а по­давляющее большинство их бесследно исчезли, оставив доверчивых граждан с носом и обогатив собственное руководство, по позднейшей оценке Анатолия Чубайса, «неквалифицированное, а то и просто по­лууголовное». Не доверяя ЧИФам и не имея возможности купить не­посредственно акции известных предприятий, многие владельцы вау­черов продали их по дешевке перекупщикам, действовавшим в инте­ресах владельцев крупных капиталов.

В результате законодательной необеспеченности и торопливости вместо «народного капитализма» приватизация на практике открьша дорогу усиленной концентрации капитала в руках немногочисленной (по весьма приблизительным расчетам авторитетных экономистов — не более 10 000 человек) группе оборотистых дельцов, тесно связан­ных с чиновным миром.

«Да, да, нет, да»

Падения производства и роста цен приватизация не остановила. За первые три квартала 1992 г. производство мяса и колбас сократилось на 30%, страна по большей части перешла на хлеб и макароны. Есте­ственное недовольство «временными трудностями», конца которым было не видать, подпитывало разнообразную оппозицию.

Общественное мнение было глубоко возмущено тем, что новая элита, вступившая в борьбу с номенклатурой под лозунгами «борьбы с привилегиями» за идеалы социальной справедливости и построение общества «равных возможностей», оказавшись у власти, немедленно стала распоряжаться казенной собственностью, как своей частной. Освобожденная пресса смаковала подробности строительства находя­щимися у власти «демократами» шикарных дач и вселения председа­теля Верховного совета Руслана Хасбулатова в роскошную квартиру, предназначавшуюся некогда для семейства Леонида Брежнева. Гене­ралы демократической гвардии, занимая высокие посты в системе го­сударственного управления, входили в руководство коммерческих структур и банков, обеспечивая им льготные условия за счет «админи­стративных ресурсов».

Одновременно свертывались привычные формы общественного потребления, стремительно ухудшалось общедоступное медицинское обслуживание, большинство потеряло возможность пользоваться же­лезнодорожным и авиационным транспортом. Не выдерживали и уходили из власти идейные «демократы первой волны». Газета «Изве­стия», в эпоху перестройки — флагман демократической прессы, те­перь убеждала читателей не ждать «нового светлого будущего» от «де­мократов от КПСС и их опоры — биржевиков, воротил теневого биз­неса, спекулянтов-перекупщиков и прочих уважаемых деловых людей». Нарастание социальных контрастов, вообще непривычных для России, в самых резких и неприкрытых формах, какие в массо­вом сознании связывались скорее с «банановыми» республиками, не­жели с «процветающим Западом», уязвляли самолюбие. Страна явно становилась «державой второго сорта».

Коммунистическая оппозиция начинала смыкаться с «держав­ной», образуя диковинный «красно-коричневый» альянс. На оппози­ционных митингах алые коммунистические стяги мирно соседствова­ли с церковными хоругвями, а портреты государя императора Нико­лая II — с изображениями его убийцы Ленина.

Естественным средоточием оппозиции правительственному курсу стал Верховный совет. Первая крупная схватка развернулась в дека­бре 1992 г. на VII съезде народных депутатов. Депутаты потребовали отставки Гайдара и правительства и наделили себя правом приоста­навливать решения президента и правительства. Тогда Борис Ельцин с трибуны съезда обратился через головы депутатов непосредственно к гражданам России. Обвинив съезд в саботаже реформ и создании из Верховного совета «оплота консервативных сил и реакции», прези­дент потребовал проведения всенародного референдума. Вопрос он предлагал только один: «Кому вы поручаете вывод страны из эконо­мического и политического кризиса, возрождение Российской Феде­рации: нынешнему составу Съезда и Верховного совета или президен­ту России?» Огласив этот своеобразный ультиматум, Ельцин покинул съезд, предложив последовать за собой всем своим сторонникам, ко­торых оказалось немного. Съезд в свою очередь принял обращение к гражданам России, в котором обвинил президента в превышении пол­номочий.

Отношения исполнительной и законодательной власти зашли в тупик. Временному разрешению конфликта способствовал председа­тель Конституционного суда Валерий Зорькин. Благодаря его энер­гичному вмешательству лобового столкновения на сей раз удалось из­бежать. 14 декабря правительство возглавил пользовавшийся полным доверием «красных директоров» глава «Газпрома» Виктор Черномыр­дин, заявивший, что он «за рынок, но не за базар», но на деле продол­жавший, хотя и менее энергично, мероприятия гайдаровского прави­тельства.

Шаткий компромисс рухнул уже в феврале. На заседании прези­диума Кабинета министров 11 февраля Борис Ельцин решительно стал на защиту Гайдара. «Не могу согласиться, — заявил президент, — что экономические реформы в России пошли по худшему варианту. Они пошли по единственно возможному варианту». Причину того, что ре­формы потребовали больших жертв и не дали скорого результата, пре­зидент видел в «разногласиях между законодательной и исполнительной властями по вопросу ограничительной финансовой, денежно-кре­дитной политики». Законодателям было ультимативно предложено или дать возможность правительству проводить жесткий экономичес­кий курс, или провести референдум, на котором граждане решат, пре­зиденту или парламенту готовы они предоставить решающие властные полномочия.