Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Письма Петра, передающие его впечатления от калейдоскопа со­бытий и достопримечательностей, предельно скупы и сообщают толь­ко о делах и передвижениях: «Здесь, слава Богу, все здорово, и рабо­таем на Индейском дворе»; «Покупки, которые принадлежат к морс­кому каравану, от господина генерал-комисария искуплены, также и ружье, которое принадлежит к конным и пешим полкам, искупают же. Что станет впредь чиниться, писать буду. Из Амстрадама, декаб­ря в 1 день»; «...о железных мастерах многажды говорил Витцену»; «.. .мы третьего дни, слава Богу, возвратились из Англии все здорово и на будущей недели, Богу изволшу, поедем отсель в Вену. Рйег».

Где-то здесь, в центре деловой, динамично развивавшейся Европы Петр решил внедрить в России западноевропейскую «модель» жизни, как можно скорее перенять все необходимое наперекор старому укла­ду и его традициям. Случилось ли это на королевской верфи в Дептфорде, где царь постигал высокие технологии своего времени — иску­сство кораблестроения, или в лондонской часовой мастерской Карте, где выучился на часовщика, сказать трудно. Но в то же время ясно, что западный мир московский царь воспринял как сложную машину, набор технических приемов и форм, которые надо как можно скорее использовать у себя дома. Другой вопрос — мог ли он понять основы качественно иного мироустройства, социальной структуры, отношения власти и подданных? Едва ли.

И все же он пошел на принципиальный разрыв с «московской» традицией и утверждал новую культуру, основанную на иной «знако­вой системе». Образцом для восприятия объявлялось не восточное благочестие, а культурный уклад Западной Европы; бороду надо было менять на парик, русский язык — на немецкий; античная мифология («еллинская ересь») стала официальным средством эстетического воспитания. К прошлому у него был и личный счет. На глазах десяти­летнего Петра во время стрелецкого восстания 1682 г. погибли знат­нейшие бояре и братья его матери-царицы; такой он навсегда запом­нил прежнюю Русь.

Отсюда и темпы реформ: на следующий день после прибытия из-за границы царь лично обрезал бороды у потрясенных бояр, потом сам стал укорачивать рукава и приказал «всем служилым, приказным и торговым людям» носить иноземное платье. Указами вводилось новое летосчисление — от Рождества Христова. С набором рекрутов на­чалось формирование новой армии. Реформа 1699 г. лишила воевод судебной власти над горожанами, которым разрешено было выбирать свои органы — «бурмистерские избы» (правда, за милость надо было расплачиваться двойным размером податей). Началась подготовка нового свода законов.

По единодушному мнению современников Петр обладал огром­ным запасом энергии, необыкновенной любознательностью, целеуст­ремленностью — и вместе с тем практическим трезвым расчетом, уме­нием использовать обстоятельства и выбирать людей — не многим правителям удавалось собрать вокруг себя столько одаренных и на все способных помощников. Петр вставал в 5 часов утра, большую часть жизни провел в бесконечных переездах и, кажется, совсем не умел от­дыхать — отдыхом ему служила смена занятий.

Царь отличался колоссальной работоспособностью и универсаль­ными способностями. Сам он гордился, что владел 12 профессиями и был не только матросом и плотником, но и высококлассным артилле­ристом, капитаном, инженером-кораблестроителем — специальнос­тей выше по техническому уровню в начале XVIII в. не было. А еще — токарем, часовщиком, каменщиком и даже врачом; если же лекарс­кое искусство ему изменяло — мог вполне профессионально сделать вскрытие и установить свою же ошибку в диагнозе.

Разносторонняя образованность и горячая любовь к отечеству со­четались в нем с поразительной жестокостью и пренебрежением к че­ловеческой личности. Не терпевший непрофессионализма ни в чем, Петр мог указать палачам на погрешности в их работе («ноздри выну­ты малознатно», а надо — до кости!) или порадовать флорентийского герцога — приказать отловить в тундре ему в подарок шесть «самоедов»-ненцев «подурнее рожищем». Русский царь и первый меценат личным примером учил соблюдать светские приличия (в том числе, например, что нехорошо во дворце валяться на кровати в грязных са­погах) — и рубить головы восставшим стрельцам.

Очень трудно сказать, как пошло бы развитие страны, если бы не началась тяжелейшая война с одной из великих держав Европы, об­ладавшей 180-тысячной армией и мощным флотом. Но к этой войне Петр сознательно и последовательно стремился. Во-первых, потому что прорыв в Европу был невозможен, пока Швеция господствовала на море и берегах Балтики; во-вторых, царь был молод, нетерпелив, жаждал побед и славы. В ходе войны окончательно сложились и по­литические взгляды Петра.

На первом месте для него было процветание и могущество госуда­рства как движущей силы общественного прогресса и главного усло­вия благосостояния не всегда разумных и усердных подданных. До конца жизни он демонстрировал собой образец служения государ­ству, последовательно (и на деле!) исполняя воинский долг от «бом­бардира» до генерала и вице-адмирала и получая соответствующее жалование.

Этому служению он подчинял и личную жизнь, не щадя ни себя, ни близких. Этого же требовал и от других. Когда Петр в 1716 г. в Ко­пенгагене не смог повидать поутру своего союзника — датского коро­ля Фредерика IV (тот проводил время с любовницей), он сделал царственному «брату» замечание и в ответ на упрек, что и он, Петр, имеет «метресс», возразил: «Мои шлюхи мне ничего не стоят. Но та, что содержите вы, обходится вам в тысячи риксталеров, которые вы могли бы потратить с гораздо большей пользой». В ходе «троевременной школы», как называл царь Северную войну, он создавал задуман­ное им «регулярное» государство; его основные черты обозначились на втором этапе реформ — примерно с середины 1710-х гг. Модерниза­ция Московского царства шла стремительно, но Россия не стала похо­жей на Голландию.

Капитализм из-под палки

Исход войны решали не только полководцы и солдаты: при отце Пет­ра железо в Россию ввозилось из Швеции, ружья — из Голландии, да и сам он еще несколько лет после Полтавской баталии вынужден был закупать оружие за границей. Но все же к 1725 г. количество ману­фактур увеличилось с 20—30 до 200; появились новые отрасли: табач­ное, полотняное, шелкоткацкое, хлопчатобумажное, писчебумажное производства. Окрепли уральские металлургические заводы: объем их продукции вырос в пять раз и выдвинул Россию на третье место в мире.

Вырос настоящий «военно-промышленный комплекс»: крупные (на некоторых работало по тысяче и больше людей) предприятия — Тульский и Сестрорецкий оружейные заводы, Адмиралтейская верфь, Петербургский литейный двор, Хамовный, Канатный, Сукон­ный, Портупейный, Шляпный дворы и другие мануфактуры смогли вооружить, одеть и экипировать армию, оснастить всем необходимым флот.