Франсиско Луке - Луна доктора Фауста

- Слава тебе господи! Я уж думал, тебя на свете нет!

- И я тревожился за вашу жизнь, сударь! Мне удалось привести назад только сорок пехотинцев и девять кавалеристов. Какой-то рок преследовал нас... Хочу вас предупредить: жители Коро очень враждебно настроены против его милости и всех немцев. Тут я расстанусь с вами.

Гуттен поглядел вслед понуро уходившему моряку и медленно направился к своей лачуге.

Едва переступив порог, он повалился на кровать и уснул мертвым сном.

Когда он проснулся, индеец принес ему еды и сообщил, что епископ Бастидас находится в Коро.

"Я должен немедля увидеться с ним!" - подумал Филипп и, приведя себя в должный вид, вышел на улицу, где его тотчас окликнул высокий седовласый старец. Филипп не сразу узнал хирурга Диего Монтеса де Оку. Рядом с ним стоял человек средних лет, крепкого сложения и внушающей уважение наружности, назвавшийся Хуаном Кинкосесом.

- Дон Хуан - один из тех, кого привез с собой его преосвященство,представил его хирург.- Это правда, что вы добрались чуть не до самого Эльдорадо? Так по крайней мере бахвалятся ваши люди.

- Правда,- отвечал Филипп, разглядывая мрачные лица прохожих.

- Боюсь, что скоро наш городок опустеет: все бросятся за сокровищами. Уже сейчас в народе взахлеб говорят о невероятных богатствах, которые вы все-таки сумели раздобыть.

Хирург подтвердил сказанное Вильегасом:

- Спира был отставлен сразу после того, как Вильегас и Дамиан де Барриос предали огласке его злодеяния.

Гуттен стремительно повернулся к нему и едва сдержал гримасу отвращения.

- Хотя дон Хорхе Спира,- продолжал тот, ничего не замечая,- даже и отдаленно не явил нам образцов той жестокости, которой составили себе печальную славу Альфингер и Федерман.

Лицо Гуттена смягчилось, и он вновь принялся разглядывать лица сновавших мимо горожан. Они отводили глаза или отвечали на взгляд Филиппа взглядами подозрительными и злобными, из чего он заключил, что худая слава губернатора Хорхе Спиры распространяется и на него.

- Такова, друг мой, природа человека,- изрек хирург.- Люди из кожи вон лезут, чтобы снискать благоволение власть имущего, и сторонятся его как зачумленного, стоит ему только спознаться с несчастьями. Не обижайтесь, дон Филипп: неблагодарность - дщерь сатаны.

- Но почему, дон Диего, вы не таковы?

- Я хитер, расчетлив и удачлив. Сейчас меня называют достопочтенным, а несколько лет назад - разбойником. Я полагаю, что Фортуна улыбается вам, хотя, на сторонний взгляд, вам и не везет.

- Творится настоящее безумие, дон Филипп,- взволнованно заговорил епископ, облобызав Гуттена.- Как вы бледны, измученны и оборванны! Неудивительно! Негодяй Спира столько времени таскал вас за собою по лесам и горам! Ведь его сместили уже года два с половиной назад, заменив Федерманом, но этот прохвост так нетерпелив, что, не успели вы покинуть Коро, куда-то увел своих людей. Он даже не узнал о своем назначении.

Утерев обильный пот и залпом осушив стакан кукурузной водки, епископ чуть заплетающимся языком продолжал:

- Пришлось мне отправлять должность губернатора, хотя я ненавижу Коро. Здесь ведь никому ни до кого нет дела, никто никого не слушает, никто никому не повинуется. Губернатора могут прогнать сами горожане или же аудиенсия, а не то он просто спятит на манер вашего земляка Генриха Ремблота, который носил, уподобившись королеве Иоанне, глубокий траур по случаю кончины своей обезьянки. Тот, кто правит сейчас, начисто лишен разума - мозгу у него меньше, чем у мула. Мы с ним на ножах; я жду не дождусь, когда и его прогонят с должности. Да, кстати,- произнес он, пристально оглядев Филиппа,- если Федермана нет на свете - а я боюсь, что столь длительное отсутствие его объясняется именно этим,- никого достойнее вас на посту губернатора и капитан-генерала я не вижу.

- Но, ваше преосвященство...- начал Филипп.

- Ни о чем не тревожьтесь, мой друг, положитесь на меня.

Тут только епископ спохватился, что, заболтавшись, не представил Филиппу сидевшего рядом с ним священника - лысоватого человека средних лет с живыми и умными глазами.

- Познакомьтесь, дон Филипп, с падре Фрутосом де Туделой. Опытность его не знает себе равных, и советы его оказали мне неоценимую помощь в том, чтобы все поставить на свои места.

- Весьма рад, сеньор Гуттен,- любезно произнес священник, не вынимая сцепленных рук из рукавов сутаны.- Несколько лет назад я имел счастие побывать в вашей прекрасной отчизне.

- Падре Фрутос - ближайший друг и наперсник Бартоломе де Лас Касаса, столь ценимого нашим государем,- доверительным тоном сказал епископ.

- Вы преувеличиваете, ваше преосвященство,- отвечал священник.- В бытность мою в Толедо я был его прихожанином, только и всего.

- Сейчас я вас обрадую, Филипп,- сказал епископ, доставая из шкатулки два письма.- Это вам!

Одно письмо было от Морица, второе - от Даниэля Штевара. Оба были отправлены полгода назад. Епископ Мориц писал пространно и туманно. Штевар - точно и едко.

"Великий Камерариус,- прочел Гуттен в письме брата,- благодаря своему сверхъестественному дару увидел тебя в добром здравии и в блеске славы, о чем и написал в своих "Комментариях", где, изложив сначала основы астрологии, приводит историю вашего путешествия как пример тех точнейших предсказаний, которые можно сделать благодаря звездам. Далее он пишет, что только удача и успех, не говоря уж о немыслимом богатстве, будут ждать тебя за порогом Дома Солнца. Сундуки братьев Вельзеров и подвалы государя будут ломиться, а императорское оружие будет покрыто бессмертной славой. Его величество Фердинанд Первый, которого я имел честь недавно лицезреть, весьма рад таким благоприятным пророчествам, как, впрочем, и Варфоломей Вельзер. Оба наказывали мне кланяться тебе.

Даниэль Штевар по-прежнему обретается в наших краях. Ходят слухи, что он намерен вступить на стезю священнослужения, а пока проводит целые часы в наблюдении за ходом небесных тел. Достойно сожаления лишь то, что он до сих пор водит дружбу с мерзостным колдуном Фаустом".

Прочитав письмо, Филипп сначала отогнал сомнения в достоверности предсказаний, подумав: "Мы ведь и вправду стояли на пороге Дома Солнца". Но потом заколебался, ибо дальнейшее оказалось совсем не таким, каким виделось оно Камерариусу: воля войска оказалась могущественнее звезд.

Филипп сорвал печати со второго письма, "...доктор Фауст настаивает на твоем скорейшем возвращении из Америки.1 утверждая, что в том краю тебе грозит смерть. По твоей милости рознь между Камерариусом и Фаустом достигла немыслимых степеней. Государев шарлатан пригрозил Фаусту, что добьется его высылки из Швабии, но наш друг, как ты легко можешь представить, и не подумав уняться, продолжал свои разоблачения, на рынках, в кабаках, с церковных амвонов утверждая, что Камерариус заблуждается, что экспедиция кончится провалом, а ты, Филипп, найдешь свою смерть на пустыре, в ночь полнолуния, от руки испанца и что присутствовать при этом будет красивая молодая женщина..."