Франсиско Луке - Луна доктора Фауста

- Янычар! Как же! Прекрасно помню его! Где он обретается ныне?

- В Эль-Токуйо. Он теперь в большом фаворе у Карвахаля, из-за того что жестоко враждовал с Федерманом.

- Чем, кстати, кончилась его история?

- Ах да! Не успел он прибыть в Испанию, как первым делом обвинил Вельзеров и Спиру в том, что они утаивают от казны часть доходов. Но Вельзеры ему так это не спустили: он сел в тюрьму, где в 1542 году и умер.

- Бедняга! - прошептал Филипп, на которого при этом известии нахлынули воспоминания.

- Это еще не все. В смертный свой час он публично покаялся, что возвел напраслину на своих хозяев... Ну, вот и Кибор. Здесь мы заночуем.

- Что ж...- рассеянно отвечал Филипп, с трудом отвлекаясь от горьких мыслей, порожденных известием о смерти Федермана.

- Переночуем, а на рассвете двинемся дальше и, если ничто нас не задержит, к вечеру доберемся до Эль-Токуйо.

- Прекрасно,- сказал Филипп, размышляя тем временем, как бы ему отсрочить выезд. Связка чеснока, свисавшая с вьючного седла, привлекла его внимание. Он вспомнил слова Диего де Монтеса: если засунуть дольку чесноку в задний проход, начинается такой сильный жар, будто человек при смерти...

Разбив лагерь, солдаты разбрелись по округе в поисках дичи и маиса и вскоре принесли шестерых каких-то зверьков, нежное мясо которых отдаленно напоминало кроличье, и целый мешок яиц игуаны.

- Попробуйте,- сказал Вильегас,- и скажите, пришлись ли они вам по вкусу.

В наступившей тьме вспыхнули костры. Солдаты свежевали и потрошили свою добычу.

- Угощение будет на славу,- пообещал Вильегас.

- Что-то мне неможется,- сказал Филипп.- Кажется, у меня жар.

Вильегас пощупал его лоб.

- Вы и вправду горите. Уж не та ли это лихорадка, что свела в могилу сеньора Спиру?!

- Боже избави... Так или иначе, дня четыре придется лежать пластом.

- Вот беда-то... Завтра нам надлежало во что бы то ни стало явиться к губернатору... Вот некстати вы расхворались, дон Филипп! Поглядите-ка, какие хорошенькие индеаночки идут к нам, словно на богомолье. И вправду, десятка два обнаженных девушек пугливо, каждую минуту готовясь броситься наутек, взирали на них.

- Ох и потаскушки же они! - засмеялся какой-то солдат.- А поглядеть на них - подумаешь, что нищенки пришли за объедками. Им не объедки, им совсем другое нужно, они за тем только и собираются к нашим бивакам, уж так мы им нравимся! Эй, красотки,- завопил он,- не робейте, подходите, получите все, чего желаете, и вдобавок такое, о чем и не мечтали!

Сквозь застилавшую глаза пелену лихорадки Филипп посмотрел на индеанок: все они были молоды и хороши собой.

- От Баркисимето начинается царство похотливой и необузданной Марии Лионсы,- сказал Вильегас.

Филиппа начал трясти озноб.

- Пожалуй, я прилягу, дон Хуан, клонит в сон.

- С богом! Не возражаете, если мы возьмем себе причитающуюся вам долю?

Уходя, Филипп, как в ту ночь под Вараваридой, слышал у себя за спиной возню, сопение испанцев и смешки индеанок.

Богиня, жаждущая и непреклонная, выехала на своем тапире навстречу ему. Когда же взошло солнце, оставалось только недоумевать - состоялась ли их любовная встреча, или она пригрезилась ему?

Дни шли за днями, а лихорадка Филиппа благодаря чесноку все не унималась, что всерьез тревожило Вильегаса.

Гуттен предавался размышлениям о печальной участи немцев, попавших в Венесуэлу, как вдруг где-то в отдалении запел рожок.

- Это Кинкосес! - вскочил он на ноги, но вскоре увидел падре Туделу в сопровождении пяти верховых.

"Ну, этих мне с лихвою достанет, чтобы дать отпор Карвахалю",- подумал он и, к удивлению тех, кто считал его тяжелобольным, устремился навстречу прибывшим.

- Вот теперь, дон Хуан, я чувствую себя в силах ехать в Эль-Токуйо! сказал он Вильегасу.

- Но ваша лихорадка?..

- Нет больше никакой лихорадки. Завтра на рассвете мы выезжаем.

- Ох, не нравится мне все это,- сказал ему на рассвете падре Тудела,а меньше всего то, как переглядывается Вильегас со своими людьми, как он подмигивает им.

- Быть может, я чересчур подозрителен,- раздумчиво ответил Филипп,- и Вильегасу просто что-то попало в глаз, вот он и моргает. Видите, как они у него покраснели. Дон Хуан - человек порядочный.

- Порядочные люди вообще, а испанцы в частности, не бывают так приторно-слащавы. На вашем месте я шагу бы отсюда не сделал, не дождавшись Кинкосеса. Он уже на пути сюда, и с ним отряд в тридцать человек.

В эту минуту с юга появились шестеро всадников.

- Наши! - сказал Вильегас, поднимаясь.- Они едут в Эль-Токуйо.

Гуттен различил среди верховых знакомую фигуру Янычара в турецком платье и, едва тот спешился, бросился к нему навстречу. Однако Герреро приветствовал его с необъяснимой и ледяной враждебностью.

"Однако...- подумал Филипп.- Сколь переменчивы души человеческие".

Человек отталкивающей наружности, ехавший впереди, произнес, обращаясь к Вильегасу:

- По поручению сеньора губернатора дона Хуана де Карвахаля я передаю вам его настоятельнейшее требование не позднее завтрашнего дня предстать перед ним вместе с Филиппом Гуттеном. В противном случае вы ответите по всей строгости закона за невыполнение приказа.

- Я все понял, сеньор капитан,- с угодливостью, так неподобающей его высокому положению, сказал Вильегас.- Завтра утром выедем в Эль-Токуйо. А пока не угодно ли отдохнуть и разделить с нами ужин?

Капитан Альмарча о чем-то долго и оживленно беседовал с Вильегасом, а когда стемнело, поднялся и твердым шагом направился туда, где лежал Гуттен, который встретил его удивленным и встревоженным взглядом.

- Прошу прощенья, ваша милость,- почтительно начал капитан,- я всего лишь хотел передать вам поклон от Перико с Магдаленой. Они просили сказать, что считают минуты в чаянии скорой встречи с вами. Вот и все. Доброй ночи.И, суховато поклонившись, он вернулся к Вильегасу.

Через несколько часов лагерь затих: за исключением прохаживавшихся взад-вперед часовых, все улеглись в гамаки или примостились на голой земле. Веки Гуттена отяжелели, как вдруг совсем рядом с собой он ощутил чье-то присутствие и услышал хриплый шепот Янычара:

- Не шевелись! Слушай меня внимательно! Тебе готовят ловушку. Все, о чем разливался Вильегас,- чистейшее вранье. Педро Лимпиас и Вельзер-младший даже не думали приезжать в Коро и уж тем более - вести к тебе подкрепления. Лимпиас не пожелал подчиняться Варфоломею и пригрозил оставить его на произвол судьбы, если тот не пойдет с ним в Кубагуа. Они были принуждены вернуться в Баркисимето, а там узнали, что страной правит этот проклятый судья, который ненавидит тебя лютой ненавистью, и я догадываюсь, за что. Прознав про нашу с тобой давнюю дружбу, Каталина перепугалась насмерть и умоляла меня никому больше об этом не говорить. Будь осторожен и ты, держи язык за зубами. Перико и Магдалена во все посвящены; они со мною заодно. Положись на меня и не обращай внимания на то, как я держусь с тобою: это для отвода глаз. Я ухожу той же дорогой, что и пришел. Клянусь Магометом!