Александр Пругавин - Монастырские тюрьмы в борьбе с сектанством: К вопросу о веротерпимости

Далее, мы не знаем: была ли предоставлена Федосееву возможность оправдаться от возведенных на него обвинений? И, наконец, прежде чем приговорить Федосеева к одному из самых тяжелых наказаний и обречь его на заточение в монастырской тюрьме, были ли испробованы над ним те меры и средства воздействия, которые в подобных случаях обязательны для духовных властей?

На все эти вопросы в отчете епархиального начальства мы не находим никаких указаний, никаких разъяснений.

При таком положении дела нельзя не выразить глубокого сожаления, во-первых, о том, что самарские духовные власти нашли возможным возбудить ходатайство о заточении Федосеева в Суздальскую крепость решительно без всяких сколько-нибудь серьезных оснований для этого, а, во-вторых, и еще более о том, что подобное ходатайство встретило сочувствие в высших духовных сферах и получило удовлетворение.

Как бы то ни было, но в результате пред нами факт поистине поразительный, почти невероятный: человек, в действиях которого не было даже состава преступления, вот уже пятый год сидит в одиночном тюремном заключении, и сколько времени придется ему просидеть — еще никому неизвестно, так как мы уже видели, что в монастырские тюрьмы у нас всегда попадают люди без определения срока. Мы видели также, как часто подобное заключение продолжается целые десятки лет и даже становится пожизненным…

Третий пример.

В том же официальном отчете о состоянии сектантства в Самарской епархии за 1900 год, из которого мы заимствовали только что приведенные нами сведения о ссылке и заточении Федосеева, находим сообщение о другом случае заточения в Суздальскую монастырскую тюрьму. Оказывается, что в эту тюрьму и около того же самого времени был заключен крестьянин Самарской губернии Иван Чуриков, вся вина которого, судя по отчету, состояла лишь в том, что он "выдавал себя за целителя и чудотворца и тем эксплуатировал религиозное чувство простецов".

Таким образом, и на этот раз монастырскому заточению подвергается не "зловредный еретик", не «пропагандист» опасного учения и не сектант, принадлежащий к какой-либо изуверской секте, а человек, по мнению самого епархиального начальства, виновный лишь в том, что он эксплуатировал религиозное чувство простого народа. Конечно, опять — таки, нельзя не пожалеть, что самарские духовные власти не нашли нужным сколько-нибудь обосновать и подкрепить фактами обвинение, выставленное ими против Чурикова. Однако, допустим, что обвинение это вполне справедливо и что Чуриков действительно выдавал себя за чудотворца и действительно виновен в эксплуатации религиозного чувства простого народа. Но ведь в таком случае в его действиях неизбежно должны были проявляться и обман, и, быть — может, даже мошенничество, — словом, такие проступки и преступления, которые вполне точно предусмотрены нашими законами и наказываются достаточно строго.

Следовательно, при доказанности обвинения, возведенного на Чурикова самарским епархиальным начальством, он неминуемо должен был понести известное, определенное наказание от подлежащего гражданского суда, который, вне всякого сомнения, сумел бы в должной степени покарать виновного за его преступную деятельность и предохранить от нее население. Но самарские духовные власти этот прямой и законный путь нашли почему-то неудобным и предпочли расправиться с Чуриковым в административном порядке, возбудив ходатайство о заточении его в монастырскую тюрьму. Вероятно, ходатайство это было уважено, так как вскоре же Чуриков без всякого суда и даже следствия лишается свободы и запирается в одиночную тюрьму Суздальской крепости… За что? На долго ли? — никому и ничего неизвестно.

Случай с Чуриковым, а также только что приведенные нами случаи с Раховым и Федосеевым наглядно показывают, что и в наши дни весьма не трудно попасть в монастырскую тюрьму. Из того же, что сообщалось нами в предыдущих статьях, читатели, без сомнения, пришли уже к убеждению, что насколько легко у нас попасть в монастырскую тюрьму, настолько же трудно освободиться из нее. К счастью Чурикова, у него нашлись покровители из лиц, имеющих связи и влияние в известных сферах, благодаря чему ему совершенно неожиданно вскоре же удалось освободиться из Суздальской крепости.

Но такой развязкой остались весьма недовольны самарские духовные власти. Отчет епархиального начальства, сообщая, что в истекшем 1900 году Чурикову "каким-то образом удалось освободиться из заточения", видимо, относится крайне неодобрительно к такой мере, т.-е. к освобождению Чурикова "из заточения", и в доказательство того, насколько была пагубна подобная мера, приводит следующие сведения о дальнейшей жизни и деятельности Чурикова.

"Свободой своей, — говорит отчет, — Чуриков воспользовался для стяжания себе еще большего авторитета, объясняя свое освобождение не делом милости начальства, а признанием будто бы его невинности (невиновности?) и правоты его учения. [32] Примечание цензора иеромонаха Александра. За последнее время многие из петербуржцев начинают смотреть на Чурикова уже не с такой большой симпатией, как это было прежде. Причина сей перемены заключается в том, что личность Чурикова все более и более обрисовывается… Повод к этому подает и сам Чуриков своими странными поступками. Напр., на фотографических карточках он изображен с большим крестом на груди, наподобие священнического; в квартире у него бывали какие-то «собрания», где он приходящих "помазывал елеем". Правда, Чуриков говорил, что такое помазание он делает не как священник, а "по братолюбию", но почему же Чуриков свое «братолюбие» проявлял в таких действиях, который являются привилегией только священников?! Есть не мало и других «странностей» в обстановка жизни и действиях Чурикова, — странностей, весьма способных смутить чувство православного христианина. Желающих поближе ознакомиться с этими «странностями» отсылаем к майской книжке журнала "Православный Путеводитель" (1904 г.), где находится обстоятельная корреспонденция касательно "братца Иванушки", как обычно именуют Чурикова. Значит, нельзя считать Чурикова абсолютно невинным и в рассуждений тех причин, как я породили его перемещение из Самарской губернии…

Теперь он проживает в Петербурге и сотни поклонников, которые вполне обеспечили его существование и сняли для него целый роскошно обставленный дом".

Случай с Чуриковым заслуживает особенного внимания главным образом потому, что заточение его в монастырскую тюрьму, — как уверяют, — состоялось без Высочайшей санкции. Мало этого, настойчивые слухи утверждают, что относительно заточения Чурикова в Суздальский монастырь не было даже постановления Св. Синода, и что будто бы все дело ограничилось тем, что самарская духовная консистория, признавая деятельность Чурикова вредной, сделала предписание полиции об отправке его в Суздальскую тюрьму, что и было исполнено с точностью, заслуживающей лучшего применения. Вообще вследствие тайны, скрывающей обыкновенно все, что касается до монастырских заточений, как в обществе, так и в народе распространено множество разного рода слухов и толков, иногда, может быть, крайне преувеличенных и даже совершенно не соответствующих истине, которые, тем не менее, получают широкое распространение, внося тревогу и смущение в умы многих людей. В виду этого нельзя не пожелать появления официального сообщения, которое положило бы конец всем подобным, нередко совершенно фантастическим слухам, указав точные цифры и приведя имена, всех лиц, подвергшихся этой суровой каре, а также причины, вызвавший необходимость ее применения.