Виктор Петров - Колумбы российские

— Не мучайте вы себя… Все уляжется и успокоится.

— Как я могу забыть, что происходило на корабле, — возражал ему Головачев, — когда посланник возглавлял нашу экспедицию. Это был позор… бунт на военном корабле Императорского Российского флота, и виновником всего этого был ни кто иной как сам капитан… Как я могу теперь вернуться в Россию?.. Ведь, вероятно, сам государь приедет на корабль приветствовать нас… мне будет стыдно смотреть ему в глаза…

— Вы сами знаете, — успокаивал его Шемелин, — что его превосходительство решил не давать делу хода… Он в Петропавловске принял извинения капитана и решил не портить ему карьеры….

— В том-то и беда, — горячо добавил Головачев, — капитан не только окажется безнаказанным, но он будет награжден за это первое кругосветное путешествие российских кораблей — как-никак, а ведь это достижение, и если бы не поведение Крузенштерна, то я бы искренне радовался завершению нашего путешествия. И, поверьте мне, благодарная Россия еще и памятник поставит Крузенштерну. Стыд, стыд… — и Головачев отошел от Шемелина.

Однажды, когда корабль был еще недалеко от мыса Доброй Надежды, Головачев вышел из своей каюты и направился к Шемелину, который в эти теплые дни проводил большую часть времени на палубе, грел руки и ноги, — он сильно страдал от ревматизма. В руках Головачев держал небольшой бюст с изображением его самого, выполненный по его заказу в Кантоне китайским скульптором.

— Возьмите, пожалуйста, этот бюст к себе, — обратился он к Шемелину, — в мою каюту часто попадает вода, и я боюсь, что он испортится.

Шемелин в изумлении посмотрел на него, но бюст взял. Через три дня Головачев снова подошел к нему и передал большой конверт, солидно запечатанный двумя именными печатями лейтенанта:

— Это те бумаги, о которых я вам говорил и просил сохранить, если со мной что-нибудь случится.

Шемелин удивленно посмотрел на него: он забыл о разговоре на эту тему, который произошел несколько дней тому назад.

— Что это вы все говорите о таких грустных вещах. Я уверен, все мы целыми и невредимыми вернемся в Кронштадт. Столько месяцев провели вместе и ничего с нами не случилось…

Головачев посмотрел ему в глаза и тихо сказал:

— Пожалуйста, возьмите это, — и торопливо отошел.

Шемелин постоял на месте, несколько раз задумчиво погладил свою волнистую бороду и отправился в каюту. Прежде чем уложить конверт в солидный сундук, стоявший в углу каюты, он еще раз внимательно посмотрел на конверт. На нем было написано: «Приезд в Кронштат может разкрыть сию печать, и каждому отдастся по принадлежности».

Шемелин в недоумении повертел пакет, решив, что в нем, наверное, находится несколько писем, адресованных разным лицам. Стал читать надпись ниже: «Содержать верно и небезпечно, и в Кронштате мне отдать»… И под этим приписано: «бюст мой старшему по чину принадлежит».

Шемелин совсем растерялся. «Что за вздор, — подумал он, — то он пишет распечатать конверт и отдать содержимое, кому принадлежит, то он требует возвратить конверт ему в Кронштадте!… Ничего не понимаю».

Он вышел из каюты и пошел искать Головачева, которого нашел на шканцах.

— Я вижу, у вас прежние химеры не вышли еще из головы, — улыбнулся Шемелин, — вы все еще собираетесь умирать… Что это за премудрая надпись на конверте?

Головачев простодушно рассмеялся:

— Не смущайтесь, друг мой, это я на всякий случай. Я уже вам говорил, что мое здоровье сильно расстроилось за время путешествия, да и все эти события на корабле тоже повлияли.

Он вдруг стал серьезным и добавил:

— Мой изнемогший организм едва ли в состоянии будет перенести сей путь. Дай Бог, чтоб я жив был… но ведь все это делается на всякий случай… так что не беспокойтесь…

Шемелин и в самом деле успокоился и больше не поднимал вопроса о странной надписи на конверте.

А Головачев опять развеселился и шутливо спросил его:

— Не отгадаете ли, кому бюст мой предназначается?

Шемелин, позже записал этот разговор в свой дневник, который приблизительно звучал таким образом:

— Отгадать кому!.. Конечно, ежели случится, что вы и в самом деле умрете, то кому ж другому приличнее, как вашим родителям…

— Нет.

— Или брату?

— Нет.

— Ну так непременно какому-нибудь любезному вам предмету.

— Никак нет.

— Ну так я уже тогда ничего больше не знаю.

— Николаю Петровичу Резанову.

— Да ему на что? Что ему будет в бюсте вашем?.. Неужели вы думаете, что вы записаны уже в вельможные друзья?

— Нет, я не думаю, но Николай Петрович сам будет знать, для чего я это делаю…

Остальную часть пути Шемелин редко видел Головачева. Тот был очень занят. После вахты он обычно удалялся в свою каюту и что-то долго писал.

«Дневник свой пишет, наверное, — подумал Шемелин, — все теперь пишут свои дневники».

Приблизительно дня за два до прихода на остров Святой Елены Головачев вышел из каюты и весело сказал Шемелину, как обычно прохлаждавшемуся на палубе:

— Ну слава Богу, я все закончил…

Шемелин в недоумении посмотрел на него:

— Что такое вы закончили, писали что-нибудь?

— Да писал, но больше писать не буду…

Шемелин рассмеялся:

— Опять умирать собрались и писать больше не будете? А вы, мой молодой друг, лучше забудьте об этих разговорах… Вот почти перед глазами нашими лежит остров Св. Елены, где вы, без сомнения, найдете новые предметы, достойные вашего пера…

— Может быть, и так, — как-то безразлично и, пожалуй, бесцветно сказал Головачев.

Погода баловала русский корабль в южной части Атлантического океана — условия для плавания были идеальными. «Надежда», подгоняемая легким теплым ветерком, 3 мая подошла к острову Св. Елены. Был уже поздний вечерний час, и Крузенштерн не решился входить в гавань. Поэтому «Надежда» пролежала всю ночь в дрейфе. Только на следующее утро корабль смог войти на рейд и бросить якорь уже после полудня. С якорной стоянки открывался прекрасный вид на город.

В тот же день, 4 мая, капитан Крузенштерн побывал на берегу и представился губернатору английской колонии. Он привез тревожные вести о том, что начались военные действия между Францией и Россией. Капитан, известив об этом офицеров корабля, сказал им, что в целях безопасности он предполагает не идти Английским каналом, а пойти вокруг Англии, обойдя ее с севера.

— Торопиться пока не будем, подождем «Неву». Если через несколько дней «Нева» не появится, тогда отправимся домой сами, одни!

В тот же день Крузенштерн с несколькими офицерами корабля сошел на берег и поселился в квартире английского моряка… решил хорошо отдохнуть от трудного многомесячного путешествия. Лейтенант Головачев не стал этого делать, оставшись в своей каюте. Однако он несколько раз был на берегу, прогуливался по улицам города, живо интересовался постройками, людьми. Он часто брал с собой Шемелина или кого-либо из офицеров.