Сергей Куличкин - Душа и слава Порт-Артура

И все-таки неурядицы и безобразия не смогли перечеркнуть общего энтузиазма и героизма защитников крепости. Основная масса военных инженеров работала не покладая рук. Проводниками идей Кондратенко, творчески мыслящими исполнителями зарекомендовали себя подполковники Рашевский, Крестинский, инженер-капитан Зангенидзе. Их умом и сердцем, а также тысячами солдатских рук создавались артурские укрепления. Город превратился в крепость, гражданская жизнь замерла. Закрылось большинство магазинов, русско-китайский банк, школы, стали ненужными почта и другие учреждения. Да и самих жителей в городе из 50 тысяч осталось не больше 14. Из них только 2 тысячи русских. Но если замерла частная жизнь, то помощь фронту возрастала. Были расширены и дооборудованы мастерские в порту для ремонта вооружения и выделки боеприпасов. Во многих домах организовали госпитали.

В черте города на каждом шагу встречались парные гражданские патрули. Еще после Цзиньчжоу из мужского населения Порт-Артура, способного носить оружие, сформировали три дружины, по пятьсот человек каждая. Прошедшие краткий курс обучения дружинники, вооруженные винтовками, несли вспомогательную службу. Особой сплоченностью отличалась первая дружина, состоящая из портовых рабочих. Два батальона дружинников работали на строительстве оборонительных сооружений. Роман Исидорович вспомнил, как долго пришлось убеждать Стесселя подписать приказ о формировании летучей почты из 60 гражданских лиц и десяти солдат. Позднее они будут просто незаменимы.

Наступали тяжелые времена осады. Фортам и укреплениям предстоял экзамен на прочность. Не все было сделано, как надо, подготовлено к обороне, но при сложившихся условиях вряд ли кто мог сделать больше, чем Кондратенко. Сам Роман Исидорович не склонен был преувеличивать свою роль в огромной работе, которую проделали за несколько месяцев солдаты, матросы, офицеры, гражданское население крепости, но все защитники Порт-Артура считали именно его вдохновителем всего положительного, что успели сделать.

Много позднее это общее мнение выразит один из артурцев, Я. У. Шишко, который в своих воспоминаниях запишет:

«… То, что не было сделано за семь лет, Кондратенко, насколько это было возможно, создал в несколько месяцев. Его мыслями, его трудами, его настойчивостью явились целые укрепления там, где не предполагалось ничего строить, как, например, на горах Угловой, Высокой, Длинной и прочих, на которые впоследствии противник вел настойчивее всего свои штурмы… под которыми он положил десятки тысяч жертв, чтобы взять их».

В те июньские дни Кондратенко понял, что ему как начальнику сухопутной обороны недостаточно готовить только укрепления. Главная сила крепости заключалась в людях — солдатах, матросах, офицерах. Объезжая каждодневно позиции, беседуя с солдатами, он видел, что люди морально готовы к трудной борьбе, верят в себя, и эту веру ему необходимо в них поддержать.

22 августа 1904 года он отдает приказ по войскам сухопутной обороны:

«17 июля части войск 4-й и 7-й дивизий выдержали славный, но неравный бой с противником на передовых позициях. Нас было только 17 тысяч, а противник втрое сильнее — у него было 50 тысяч, мы имели только полевую артиллерию, противник же имел, кроме полевой, еще осадную.

Теперь с отходом к крепости положение наше изменилось неизмеримо к лучшему — силы наши более чем удвоились; противник же, ослабленный предыдущими боями, едва ли мог значительно усилиться. Вместо скороспелых окопов, как то было на передовых позициях, мы имеем здесь преимущество долговременных сооружений, обеспеченное со всех сторон от атаки; вместо тонких шрапнельных укрытий имеем во многих местах безопасные казематы и надежные блиндажи; кроме полевой артиллерии, имеем сильную крепостную артиллерию, увеличенную многочисленными орудиями флота. Поэтому если с передовых позиций мы еще могли податься к крепости, то теперь мы имеем полную возможность отразить и уничтожить врага. Никакой штурм нам не может быть страшным, если мы решимся до конца выполнить данную нами присягу. Во время ночного штурма ни при каком случае не надо теряться: если случится где-либо частный прорыв противника между укреплениями, то таковой ровно ничего не значит, так как соседние форты обеспечены от атаки со всех сторон; против же прорыва у нас имеются всегда сильные резервы, которые успеют вовремя опрокинуть врага и закрыть прорыв. Необходимо во что бы то ни стало держаться на своих местах до дневного света. С рассветом же наш страшный ружейный и пушечный огонь отгонит не только 50-тысячную, но хотя и 100-тысячную вражью силу, после чего войска крепости перейдут в наступление и добьют дерзкого врага».

Отдавая этот приказ, Роман Исидорович чувствовал, что японцы со дня на день начнут активные действия: время работало сейчас на них. Только нерешительность барона Ноги все еще задерживала наступление.

Осадная армия генерал-лейтенанта Ноги, состоящая из трех дивизий, двух резервных пехотных бригад, одной артиллерийской, двух отрядов морской артиллерии и саперного батальона, обложила крепость с суши. Всего Ноги имел, не считая специальных войск, 50 тысяч штыков и более 400 орудий, 200 из которых были осадными. Располагались войска в шести-восьми верстах от русской оборонительной линии: справа — 1-я дивизия, в центре — 9-я и на левом фланге — 11-я.

Учитывая опыт предыдущих боев, Ноги при наличии полностью укомплектованной, хорошо вооруженной армии все-таки не решался начать наступление и поджидал подкреплений, особенно в артиллерии. Неизвестно, сколь бы продолжалось это выжидание, если бы не полученный им категорический приказ командующего Маньчжурской армией. В нем маршал Ояма предлагал немедленно, не дожидаясь подкреплений, начинать штурм крепости, ибо длительная осада исключала возможность использования армии Ноги в предстоящем Ляоянском сражении.

25 июля японцы, сосредоточив на северо-восточном фронте крепости осадную артиллерию, впервые стали обстреливать укрепления и город. Был воскресный день. На Базарной площади еще с утра собралось немногочисленное население осажденной крепости, подходили строем войска, моряки Квантунского экипажа. С прибытием Стесселя, Смирнова, Кондратенко, других генералов начался торжественный молебен об избавлении крепости «от труса, потопа, огня, меча и иноплеменной брани». Гром выстрелов, визг и разрывы снарядов по случайности совпали с пением молитв и звуками «Коль славен».

Впечатление было настолько сильным, что, несмотря на черные султаны разрывов, присутствующие замерли в восторженном благоговении. Только крики и стоны раненых вывели людей из оцепенения. Они бросились в разные стороны. Смешались картузы мастеровых, бескозырки и фуражки военных, женские платки и шляпки. Через несколько минут площадь опустела. Японцы продолжали методический обстрел. Снаряды рвались, не давая поднять с земли раненых. Через некоторое время огонь в городе несколько стих. Хотя на внутреннем рейде и особенно по периметру рубежей обороны возникали всполохи разрывов, спокойствие постепенно возвращалось в осажденную крепость. Засуетились санитары, быстро строились во взводные колонны солдаты и прямо в праздничном обмундировании уходили на крепостные верки.