Мачей Кучиньский - ЗАГАДКА ФЕСТСКОГО ДИСКА И ЗМЕЕПОКЛОННИКИ

– Отец мой, жрец Се-Акатль Кецалькоатль, приветствую тебя, апришел я, господин, чтобы ты узрел тело свое.

Сказал Кецалькоатль:

– Добро пожаловать, почтенный, – откуда ты притыл? Что там с телом моим? Да увижу его. Тот ответил:

– Отец мой, жрец, я твой подданный… смотри, господин, вот твое тело… – Потом подал ему зеркало и сказал: – Смотри на себя и узнай себя, ибо должен ты возникнуть в зеркале.

Тут увидел себя Кецалькоатль, сильно испугался и сказал:

– Если б видели меня мои подданные, наверняка бы убежали…"

Я прервал чтение и попытался представить себе, что место событий – невидимый для нас мир, образованный колоссальной массой всех организмов Земли. Эта масса – единое тело и состоит из разделенных только пленками клеток. По сути, она есть полужидкая цитоплазменная субстанция Древа Жизни. Это в нее погружены миллиарды миллиардов хромосом всех живых существ. В ней действуют силы и процессы, повелевающие живыми существами и подвластные, по мифу, как я пытался показать, только богам Мексики. И там именно, не ведая о существовании внешнего мира, таился Кецалькоатль.

И вот оттуда хитростью выманил его Тескатлипока, положив тем самым начало тем необратимым событиям, которые привели к возникновению людей. Он явно знал о том, что Кецалькоатль, будучи в потенции человеком, генетической его записью, в состоянии сам реализовать себя вне той сферы, в которой он, Тескатлипока, всесильный бог, вынужден, однако, обретаться вечно.

Источники ясно говорят, что этот бог, именуемый еще Богом Того, что Близко, и Того, что Рядом, пребывал и действовал в вечной ночи и, всегда незримый, управлял процессами жизни, никогда не принимая внешнего обличил, видимого людям. Он был всеприсутствующим "духом, воздухом, тьмой"; его конечностью, заменяющей ему стопу, было темное зеркало, источающее струйки дыма. "Тескатлипока" и переводится именно как "дымящееся зеркало". По Лоретте Се-журне, этот бог был персонификацией всего человечества со всеми присущими ему взлетами и падениями, высокими и прозаическими делами. "Таким образом, – пишет она, – различные воплощения бога представляют собою отражения непрозрачной массы, копошащейся в поисках избавления" 9.

Теперь легко понять, почему Тескатлипока хотел дать тело Кецалькоатлю, подтолкнуть его к переходу из хромосомного состояния в человека, к созданию человечества со всей сферой его деятельности.

Но что же увидел Кецалькоатль, глядя в тот оптический прибор – зеркало, которое поднес к нему Тескатлипока? Чем его так напугало отображение собственной персоны? Неужто он увидел нечто, подобное тому, что видим под микроскопом мы в ядре клетки: извивающуюся ленточку хромосомы?…

Не спорю, такое предположение абсурдно, но я должен напомнить, что в кодексе Лауд на 21-й странице Эекатль – Кецалькоатль показан в виде именно такой вот появляющейся из моря живой воды, ленты, преобразующейся в человеческое тело!…

Такая же полосчатая лента на 36-й странице кодекса Нутталь тоже – как символ хромосомы – является, думаю, эквивалентом человека. Это прямо означает, что в Древней Мексике первичной, исходной формой Пернатого Змея считали именно раздваивающуюся ленту – по-современному хромосому.

Но – бедняга Кецалькоатль! Потрясенный открытием, лишенный покоя, он, каявшийся и постившийся до сих пор в своей обители – ибо чем же еще, как не постом является прозябание без земного тела, пусть даже в самой химически сложной структуре клетки, – поддается увещеваниям богов-созидателей. Он позволяет им соблазнить себя бокалом pulque и, одурманенный, угощает напитком прекрасную Кецальпетатль, после чего, опьянев, они уже совсем по-человечески проводят вместе ночь.

"Когда рассвело, - продолжаю читать я, – они очень смутились; растаяло сердце его. И сказал Кецалькоатль:

– Я, о, несчастный!

И запел жалостливую песню, которую сложил на прощание:

«Плохо заканчивать день вне дома своего. Слишком трудным и опасным считал я, чтобы отсутствующие так раскисали здесь. Пусть существует и поет только тот, у кого есть земное тело. Меня не угнетает лакейская работа».

Когда Кецалькоатль запел, все его пажи загрустили и заплакали. И тут же запели:

«Еще не обогатились в чужом доме наши господа. Нет у Кецалькоатля шапки из драгоценных камней. Древо чисто, может, только местами. Вот оно, здесь. Мы плачем» ".

Кецалькоатль принял решение уйти, увидя самого себя, точнее свое предназначение. Ведь он был змееподобным созданием – на языке науки, мотком нитей с генетической "записью", которую надлежало реализовать в живое, видимое. Узнав об этом, он с отчаянием сказал: "Пусть существует и поет только тот, у кого есть земное тело". (В этой фразе я увидел констатацию того, что у него такого тела еще нет.) Тем не менее он решил пожертвовать своим покоем, покинуть свой невидимый мир, принять человеческий облик, а вместе с ним и "лакейскую", рабскую работу и забвение в pulque, пении и плотских радостях.'…

"Древо чисто, возможно, только местами", – предупредили пажи. Они пели, по моему убеждения, о куауипыь (cuahuitl) – "цветущем дереве", иными словами – о Древе Жизни. И верно, подумал я, реальная земная, телесная жизнь- ее и олицетворяет это древо – не свободна от грязи. Не зря ведь сокрушаются Кецалькоатль и его пажи, прощаясь со своим чистым, невинным состоянием – если научно: с существованием в виде генетической информации в полосчатой ленте.

"Когда кончили пажи петь, сказал им Кецалькоатль:

– Довольно, почтенные пажи. Покидаю я это место, ухожу. Прикажите, пусть сделают для меня каменный ящик.

Немедленно вырубили ему ящик из камня. И когда кончили его вырубать, уложили в него Кецалькоатля. Только четыре дня лежал он в каменном ящике. Когда почувствовал себя хуже, сказал своим пажам:

– Достаточно, почтенные пажи. Замните, где удастся, и спрячьте богатства и приятные вещи, которые мы открыли, и все наше добро.

Тут пошевелился Кецалькоатль, встал, призвал всех своих пажей и заплакал вместе с ними. Потом отправился в Тлиллан Тлапаллан на место сожжения…

Говорят, что… прибыв на небесное побережье божественной воды, остановился он, заплакал, надел свои украшения, взял свои регалии из перьев и свою зеленую маску… когда он уже приоделся, то сам разжег огонь и спалил себя… Говорят, что когда он сгорел, тут же вознесся его пепел, и, чтобы его увидеть, явились все драгоценные птицы, которые взмывают и навещают небо… И увидели в тот момент, когда догорел пепел, взмывающее сердце Кецалькоатля.