Леонид Млечин - КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы

В 1978 году высшее партийное руководство поручило комиссии во главе с председателем Совета министров Косыгиным изучить психическое состояние советского общества. Комиссия пришла к выводу, что „за последние годы число психических больных увеличивается“. Вывод: необходимо, кроме 80 психиатрических больниц обычных, построить 8 специальных.

Конец политической психиатрии наступил только в 1988 году, когда в ведение министерства здравоохранения из МВД передали 16 тюремных психбольниц, а 5 вообще ликвидировали. С психиатрического учета спешно сняли около 800 тысяч пациентов…».

По предложению КГБ было принято решение снести дом в Свердловске, в котором была расстреляна царская семья.

В июле 1975-го КГБ отправил в ЦК секретную записку: «Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в городе Свердловске. Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города… Представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому партии решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города».

Политбюро согласилось с предложением Андропова, и первый секретарь Свердловского обкома Борис Николаевич Ельцин получил указание снести Ипатьевский дом.

Говорят, что, если бы не Андропов, а кто-то другой руководил КГБ, репрессии в стране могли принять сталинские масштабы. Это, конечно, не исключено. Находились члены политбюро, которые по каждому поводу требовали еще более жестких мер. Но масштаб и накал репрессий определялись поведением генерального секретаря. А Брежнев лишней жестокости не хотел.

Писателю Константину Михайловичу Симонову Брежнев сказал:

— Пока я жив… — И поправился: — Пока я в этом кабинете, крови не будет.

Другой человек на посту председателя КГБ, не наделенный изощренным умом Андропова, не додумался бы до такой всеобъемлющей системы идеологического контроля над обществом.

Комитет рождал не смертельный, как когда-то, но все равно страх. Партийная власть не была такой страшной. Она была более открытой, ей можно было попытаться что-то доказать. С тайной властью спорить было нельзя. Человека признавали преступником, но это делала невидимая власть. Оправдываться, возражать, доказывать свою правоту было некому и негде. КГБ никогда и ни в чем не признавался.

Виктор Гришин пишет в своих воспоминаниях:

«С приходом в Комитет государственной безопасности Ю. В. Андропов отменил все меры по демократизации и некоторой гласности в работе госбезопасности, осуществленные Н. С. Хрущевым. По существу, восстановил все, что было во время Сталина (кроме, конечно, массовых репрессий)…

Он добился восстановления управлений госбезопасности во всех городах и районах, назначения работников госбезопасности в НИИ, на предприятия и учреждения, имеющие оборонное или какое-либо другое важное значение. Органы госбезопасности были восстановлены на железнодорожном, морском и воздушном транспорте…

Вновь стали просматриваться письма людей, почта различных организаций. Восстановлена система „активистов“, „информаторов“, а проще доносчиков в коллективах предприятий, учреждений, по месту жительства. Опять началось прослушивание телефонных разговоров, как местных, так и междугородных».

Андропов вроде бы неплохо относился к своему бывшему подчиненному Александру Евгеньевичу Бовину. Но когда КГБ перехватил письмо Бовина, который жаловался, что вынужден тратить свой талант на службу ничтожествам (то есть в первую очередь генеральному секретарю), Юрий Владимирович поспешил доложить о письме Брежневу. Бовина выгнали из ЦК. При этом Андропов клялся, что не имеет к этому никакого отношения.

И это не единственный случай. Я знаю человека, который без объяснения причин при Брежневе был не просто снят с должности — ему вообще запретили заниматься любимым делом. Для него это был страшный удар. Он заподозрил, что это дело рук КГБ. Написал Андропову, которого знал, с просьбой объяснить: в чем причина?

Его пригласил начальник Главного управления контрразведки, заместитель председателя КГБ, пожал руку, был необыкновенно любезен и торжественно заявил:

— Юрий Владимирович просил меня передать вам, что у Комитета государственной безопасности не было, нет и, надеемся, не будет к вам никаких претензий.

А после смерти Андропова помощник Черненко, занимавшийся этим делом, обнаружил, что виновником был КГБ, что на этого человека составили огромное дело. Чекисты записали его разговор, в котором он с болью говорил, что ввод войск в Афганистан — преступление и что Брежнев в маразме. Андропов лично прослушал запись разговора (он делал это регулярно) и распорядился об увольнении. А потом разыграл целый спектакль, демонстрируя свою непричастность…

При этом Андропов не хотел войти в историю душителем свободы.

— Как-то из ЦК пришло представление на награждение орденами группы актеров и режиссеров, — вспоминал его помощник Игорь Синицын. — В списке был и Юрий Петрович Любимов. Андропов написал против его фамилии — «нет». Я удивился и говорю: «Юрий Владимирович, ведь сразу же станет известно, что именно вы вычеркнули Любимова». Он сразу же зачеркнул свое «нет» и написал «согласен».

На апрельском пленуме 1973 года Брежнев, отступив от текста, сказал:

— КГБ под руководством Юрия Владимировича оказывает огромную помощь политбюро во внешней политике. Обычно думают, что КГБ — это значит только кого-то хватать и сажать. Глубоко ошибаются. КГБ — это прежде всего огромная и опасная загранработа. И надо обладать способностями и характером. Не каждый может не продать, не предать, устоять перед соблазнами. Это вам не так чтобы… с чистенькими ручками. Тут нужны большое мужество и большая преданность.

На этом пленуме Брежнев ввел Андропова в политбюро. К шестидесятилетию, в 1974-м, наградил Золотой Звездой Героя Социалистического Труда.

В декабре 1973 года Андропов, который, как и некоторые его предшественники, и дня не служил в армии, был произведен сразу в генерал-полковники, а через три года — в генералы армии. За звание и выслугу лет Андропов получал четыреста рублей прибавки к своим семистам министерского жалованья. Правда, особых возможностей потратить деньги у него, как и у остальных членов политбюро, не было.

В 1973 году у него появился новый помощник по делам политбюро — Игорь Елисеевич Синицын, сын бывшего сотрудника разведки, но сам — сугубо штатский человек.

— Юрий Владимирович производил тогда впечатление очень крепкого человека, — рассказывал мне Игорь Синицын. — Он каждый день сорок минут занимался гимнастикой. Когда ехал в машине, то не забивался в глубь лимузина, а садился у окна на откидное сиденье.