Леонид Гурченко - Геракл - праотец славян, или Невероятная история русского народа

75. Феофилакт Симокатта. История // Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. II (VII–IX вв.). М., 1995. — С. 15; 45, примечание № 17.

76. Филарет, архимандрит. Записки руководствующия к основательному разумению Книги Бытия, заключающия в себе и перевод сея книги на Русское наречие. Часть первая. Сотворение мира и история первого мира. СПб., 1835. — 2:8—10; 18, 22, 23.

77. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М., 1986. — С. 22, 420.

78. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. — С. 395, 398.

79. Хосроев А. Из истории раннего христианства. М., 1997. — С. 315, 327, примечание № 637; 328, примечание № 638; 316, 330, примечание № 650.

80. Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. I. М., 1916. — С. 13, 19, примечание № 13; 20, 38, 53, 87, примечание № 7.

81. Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов. М., 2002. — С. 139.

82. Эйнхард. Жизнь Карла Великого. М., 2005. — С. 79, 142, примечание № 54; 245.

83. Юнг К.Г. AION. М., 1997. — IV, 57; V, примечание 123. С. 78; VI, примечание 82. С. 112; XIV. С. 282.

84. Ягич В. Archiv for slaviche Philologie, begrundet von. V. Jagic. Bd.5. Berlin, 1881.

Исследователи в области славянских древностей сделали только первый шаг к тому, чтобы стрижка Святослава, внука Рюрика, описанная византийским историком Львом Диаконом, была включена в проблему этнического происхождения первых русских князей.

У нас не было бы ни малейшего представления о типе стрижки Святослава, тем более о ее значении, если бы перед нами не было примечательного предложения осведомленного византийского автора, современника Святослава: «Голова у него была — сообщает Лев Диакон — совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос — признак знатности рода…» (Лев Диакон, 1988. IX, 11).

Следовательно, свисающий клок волос с головы Святослава был знаком-признаком и означал знатность рода его носителя. Поэтому в данном случае не следует отступать от той идеи, что «символы (знаки) восходят к преданиям, обычаям и традициям народов и в них присутствует что-то помимо их непосредственного и очевидного значения. И в древности их не изымали из того поля тяготения, в котором они возникли, — один народ не изымал символы у другого народа и не канонизировал их» (Бауер В., Дюмоц И., Головин С., 1995. С.9; 14, примечание № 2).

При таких обстоятельствах мы вынуждены сказать о существующих мнениях по поводу прически Святослава: что она, якобы, далекий предок малороссийского чуба (однако ничего не говорится о ее значении) или же утверждается ее связь с обычаями степняков (Лев Диакон, 1988. С.213. Комментарии, примечание № 58), — такие высказывания несут не фактическое, а только потенциальное знание.

И. Шевченко в статье «Святослав в византийских и славянских миниатюрах» обратил внимание на знаменитое мозаичное изображение Страшного Суда, датируемое XII веком, которое находится в соборе в Торселло недалеко от Венеции. В правом нижнем углу мозаики есть панно с изображением мужских голов «с чисто выбритыми подбородками, у некоторых из них есть внушительные усы (на самом деле это суждение об усах не соответствует тому, что изображено: усы средней величины, чуть загнутые кверху. — Л. Г!), а у некоторых, продолжает И.Шевченко, опять-таки есть пряди волос, которые отделены от остальной прически. Наконец, у каждого из них есть серьги в ухе». По мнению И. Шевченко, «это не кто иные, как чужестранные кочевники, наказанные за то, что когда-то осмелились вести войну против Византии, которую защищает сам Господь Бог» (Sevcenko L, 1965. Р. 711).

Если признать это отождествление верным, то изображенные прически кочевников и серьги в их ушах не имеют ничего общего с прической и серьгой Святослава, описанными Львом Диаконом. У «кочевников» бритые лбы, а на затылке густые волосы, зачесанные по одной и по две пряди на лоб, серьги же огромные и без камней.

Но если прав И. Шевченко, который никогда не видел Святослава, то не совсем верны, а может быть, просто ошибочны сведения Льва Диакона, современника, а скорее всего, и очевидца описываемых событий. «Вот какова была его наружность, — говорит Лев Диакон, — умеренного роста, не слишком высокого и не слишком низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой (заметим от себя, что эти усы больше похожи на усы «невероятной длины» у знатных кельтов, которые закрывали рот [Пауэлл, 2004. С. 72], и это не те обвисшие усы, по сторонам рта ниже подбородка на выдуманных портретах Святослава «под украинца». — Л.Г.)… голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос— признак знатности рода… В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами» (Лев Диакон, 1988. IX, И).

На чьей стороне правда, раздумывать не стоит.

Кстати, карбункул— драгоценный камень группы гранатов, ярко-красный, прозрачный; разновидность граната, альмандин, красный с фиолетовым оттенком, считается «скифским камнем», он украшает многочисленные скифские диадемы и другие предметы (Соболевский, 1983. С. 98, 99, 106, 108).

Однако особо отмечаем «реальность» граната в Боспорском царстве, в Пантикапее, в первые века н. э., где правящие династии были связаны с Фракией. Преобладающим камнем вставок перстней и серег местных мастеров являлся гранат (Античные государства, 1984. С. 239, 240. Табл. CLXI, CLXII). Похоже, что карбункул в серьге Святослава являлся, так же, как и его прическа, признаком знатности рода.

Карбункул в золотой серьге Святослава был обрамлен двумя жемчужинами. Эстетическая отмеченность и престижное значение жемчуга, по мнению специалистов, объясняют его сакральность и использование в моделировании мифологических объектов. Небесная и земная иерархия связаны с символикой жемчуга, но в присутствии золота. Отмечаем существенную роль жемчуга и золота в библейском (как древнем) образном строе, связанном с небесной иерархией: «А двенадцать ворот — двенадцать жемчужин (в Небесном Иерусалиме. — Л. Г.): каждые ворота были из одной жемчужины. Улицы города — чистое золото» (Апок. 21, 21; Мифы. Т. 2, 1988. С. 151 «Минералы»).

Таким образом, можно думать, что две жемчужины, обрамляющие карбункул в золотой серьге Святослава, отмечали высокую земную иерархию, к которой принадлежал Святослав, по подобию небесной иерархии (ср. символику жемчуга и золота в «Слове о полку Игореве»: «Изяслав, сын Васильков… изрони жемчужну душу из храбра тела чрес злато ожерелье»).

Теперь мы предлагаем другой довод в пользу этнической принадлежности прически Святослава — так стриглись знатные фракийцы. Данный подход позволяет нам использовать изобразительные памятники и высказывания античных авторов о прическе фракийцев и вообще даст возможность что-либо сказать об этническом происхождении первых русских князей. По очередности дошедших до нас сведений о типе прически фракийцев, им предшествует изображение хеттских пленников на египетских памятниках (о близости хетто-лувийцев и фракийцев см. Гиндин Л.А., 1991. С. 28, 38, 40, 42, 49): у хеттских пленников волосы до плеч и только у одного голова совершенно голая, но с одной стороны ее свисает клок волос в виде «оселедца» ниже плеча. Видимо, это знатный пленник — перед ним стоит египтянин в торжествующей горделивой позе (Герни О.Р., 1987. Фото № 5). Следующими за египетскими можно считать сведения в стихах Гомера: «.. обступили героя фракийцы, / Мужи высокочубастые, грозно уставивши копья». — Далее Гомер называет их «грозные фракийцы», они «наездники конные» или «конеборные фракийцы» (II. IV, 532, 533, 537; XIII, 4). Излагаемые сейчас сведения смыкаются с последующими сведениями в стихах греческого поэта VI в. до н. э. Архилоха: «Пускай близ Салмидесса ночью темною / Взяли б фракийцы его / Чубатые, — у них он настрадался бы, / Рабскую пищу едя!» (Античная лирика, 1968. С. 119). Архилох желает лиха былому товарищу, обидчику, клятвы растоптавшему — попасть в руки фракийцев чубатых.