Александра Бахметьева - Полная история христианской церкви

Вполне вероятно, что желание приготовиться к крещению молитвой и покаянием стало главной из причин, действовавших на Константина, особенно же после того, как он имел несчастье предать смерти своего сына Криспа. Это было уже после Никейского Собора. Жена Константина, Фавста, оклеветала молодого Криспа, своего пасынка, и так представила все обстоятельства дела, что осуждение сына могло казаться царю действием справедливого правосудия. Впоследствии он узнал о невинности Криспа и до конца жизни скорбел о своем несчастии, поставил в память сына статую с надписью: «Отец — невинно казненному сыну». Многие считают, что угрызения совести удерживали Константина от принятия Святого Крещения, что, не считая себя достойным носить имя христианина после такого преступления, он желал омыть его долгими годами молитвы и покаяния. С этих пор император стал крайне осторожен в отношении к виновным. Многие укоряли его за излишнюю снисходительность, но он боялся осудить невинного и охотно прощал личные оскорбления. Однажды во время мятежа народ стал метать камнями в статую императора. Константину донесли об этом и требовали казни виновных, но царь, проведя рукой по лицу, отвечал: «Я не чувствую боли», — и простил оскорбивших его.

Константин был прямодушен и доверчив, и, к сожалению, недостойные люди пользовались этим для корыстных целей. Многие притворялись ревностными христианами, чтобы вкрасться в его доверие. Так действовали, между прочим, ариане. Ловко скрывая свои убеждения, они постепенно приобретали влияние при дворе и очень усилились в последние годы царствования Константина. После смерти царицы Елены Константин сблизился со своей сестрой Констанцией, находившейся под влиянием ариан. На смертном одре она уверила царя, что Ария осудили несправедливо и что следует возвратить его из ссылки. Это было исполнено. Возвратились и изгнанные приверженцы Ария, в том числе Евсевий Нико-мидийский, Евсевий Кесарийский, Феогност Никейский. Они на словах отреклись от лжеучения, но тайно покровительствовали арианам. Евсевий Никомидийский вскоре вкрался в доверие царя. Человек хитрый и лукавый, он всеми средствами старался вредить православным и восстановить против них Константина.

Арий, возвратившись, уверил царя, что отрекся от своих заблуждений. Константин искренне скорбел о распрях между христианами: восстановление единодушия в Церкви было его постоянным, ревностным желанием. Он обрадовался обращению Ария и потребовал от Афанасия, чтобы он принял Ария в Александрийскую Церковь. Но Афанасий, хорошо знавший Ария, имел основания не доверять ему и с твердостью отказался принять в Церковь Христову человека, отвергавшего Божественность Христа. Константин уважал Афанасия и не настаивал, но арианские епископы решили погубить Афанасия, поняв, что его невозможно будет склонить к единомыслию с ними и что он будет постоянно обличать их неправильные мнения и действия.

Они стали действовать и против других православных епископов. Одним из самых твердых ревнителей истины был Евстафий, Антиохийский епископ, человек, уважаемый всеми христианами за благочестивую жизнь. Ариане решили низложить его. Оба Евсевия, Никомидийский и Кесарийский, и некоторые их сторонники из числа других епископов прибыли в Антиохию, где Евстафий принял всех радушно, не подозревая их злых умыслов. Вдруг они созвали собор, обвинили Евстафия в безнравственности, в склонности к ереси и возбудили против него народ, который потребовал низложения Евстафия. Святого епископа лишили сана и сослали во Фракию вместе с другими пресвитерами и диаконами. Он перенес это с благодушием, как испытание, посланное ему волей Божией, много страдал от врагов в изгнании и скончался в Филиппах в 345 году.

Еще несколько достойных епископов были также низложены и изгнаны через происки ариан. Но ариане не могли быть спокойны, пока Афанасий оставался в Александрии. Они считали его своим сильнейшим противником из-за его влияния на весь Египет. В ведении Александрийского епископа находилось более ста епархий, и все Египетское духовенство было горячо предано Афанасию. Потому арианские епископы направили против него все свои усилия. Соединившись с мелетианами, они жаловались на его жестокое обращение с клиром, уверяли, что он взимает в свою пользу незаконные подати. Афанасий при свидании с Константином легко оправдался и был отпущен царем с почетом. «Он человек Божий, — говорил царь, — претерпел обвинения по зависти и явился выше своих обвинителей».

Эта неудача только усилила злобу ариан, и они вскоре представили против Афанасия новые обвинения, которые не касались вопросов веры, поскольку ариане хорошо знали, что Константин держится определений Никейского Собора и что, только скрывая свои убеждения, они могут сохранить на него влияние. Они уверили царя, что Афанасий в сговоре с его врагами, обвинили его в святотатстве, говорили, что он умертвил одного мелетианского епископа Арсения, вначале отрубив у него руку, которую тот употреблял для волхвований. Ариане даже убедили царя созвать для суда над Афанасием соборы, — вначале в Кесарии, затем в Тире. Большинство съехавшихся на соборы были его врагами, но нашлись, однако же, епископы, которые не побоялись стоять за Афанасия. Исповедник Потаммон, жестоко пострадавший во время гонения, не мог сдержать своего негодования, когда увидел Евсевия Кесарийского в числе заседавших на Соборе. «Тебе ли судить безвинного Афанасия? — воскликнул он. — Мы вместе с тобой были в темнице во время гонения: я потерял глаз за истину, а где твои раны? И как вышел ты из темницы?» Ходили слухи, будто Евсевий совершил жертвоприношение, чтобы спасти жизнь. Смущенный, он не нашел ответа, а оставил собрание. Другой исповедник, знаменитый Пафнутий, увидя на соборе Максима Иерусалимского, сказал ему: «Мы вместе страдали за истину, прилично ли нам участвовать в совете нечестивых?» — и оба вышли.

Усилия врагов Афанасия долго оставались тщетными. Он легко опровергал все несправедливые нарекания. Только одно обвинение дольше других тяготело над ним: в убиении Арсения, которого нигде не могли найти, потому что его тщательно скрывали сами ари-ане. Только через два года некоторые друзья Афанасия встретили его в Тире: Арсений старался скрыться, боясь гнева ариан, но Тирский епископ знал его, и скрыться ему было невозможно. В это время именно в Тире состоялся новый собор для суда над Афанасием. Его враги с торжеством показывали, как неотразимое свидетельство его виновности, отрубленную иссохшую руку, найденную будто бы у Афанасия, и говорили, что это рука убиенного Арсения. Афанасий спокойно выслушал обвинение, сделал знак одному из бывших при нем. Тот вышел и вскоре возвратился, ведя за собой человека, окутанного мантией с ног до головы. «Кто-нибудь из здесь присутствующих знает ли лично Арсения?» — спросил Афанасий. Многие отвечали утвердительно. Тогда Афанасий открыл лицо пришедшего и спросил: «Это ли тот самый Арсений, которого я умертвил и у которого отсек руку?» Потом, сбросив с него мантию, показал обе руки его и спокойно сказал: «Вот обе руки, которые дал ему Господь; откуда отсечена третья, пусть скажут обвинители мои». Эта явная улика в клевете привела врагов Афанасия в неописуемую ярость; они бросились на него и едва не задушили. Царский сановник извлек его из их рук. Но они еще не потеряли надежды погубить его. Составив комиссию из одних враждебных ему лиц, они послали в Египет собирать свидетельства против Афанасия. Тщетно египетские епископы уличали несправедливые действия комиссии; тщетно александрийское духовенство, ревностно приверженное своему епископу, представляло доказательства его правоты. Все, что могло служить в его пользу, было тщательно удалено, и комиссия пытками и угрозами вынуждала лжесвидетельства. Тогда Афанасий, убедившись, что нельзя ему надеяться на правый суд, тайно оставил Тир и прибыл в Константинополь.