Александр Каждан - Два дня из жизни Константинополя

Трудно сказать, кому принадлежит объяснение, изложенное Хониатом, — ему самому или германскому императору. Взятое в абсолютных масштабах, оно, разумеется, неверно — византийцы отнюдь не мерили всех одной меркой. Напротив, византийское общество было разделено на множество разрядов и категорий, и социальное положение человека очень строго определялось его принадлежностью к соответствующему разряду, его рангом и титулом. На дворцовых приемах местничество соблюдалось со всей тщательностью, а браки между лицами разных разрядов признавались нежелательными. Недаром сами послы не хотели сидеть вместе со своими конюхами и поварами.

И вместе с тем замечание Фридриха, смотревшего на византийское общество глазами немецкого рыцаря XII в., отражало различие западного и византийского социального идеала. На Западе общественное положение человека в классическое Средневековье определялось прежде всего его родовитостью и военной доблестью, в Византии — его местом в служебной иерархии и царской милостью.

Византийские писатели охотно разрабатывали образ идеального монарха. Одно из сочинений на эту тему, названное «Царская статуя» (может быть, правильнее было бы перевести этот заголовок «Идеальный образ царя»), вышло из-под пера Никифора Влеммида. Плодовитый писатель и видный администратор, он родился в самом конце XII в., когда Никита Хониат еще занимал важные посты в константинопольском государственном аппарате и когда слепой Исаак Ангел еще оставался в живых. Мальчиком Влеммид пережил катастрофу Византийской империи — захват Константинополя латинскими войсками в 1204 г. — и должен был переехать в Никею, ставшую центром одного из государств, возникших на обломках Византии. «Царская статуя» — плод размышлений Влеммида над печальной судьбой его отечества, и мы найдем там прямые инвективы в адрес дурных василевсов, ослабивших империю. «Что другое, — восклицает Влеммид, — предало Константинополь в руки латинян, как не порочная жизнь правителей и вождей того времени и происходящая отсюда их леность и трусость?» Каким же, с точки зрения Влеммида, должен быть идеальный монарх?

Государство рисуется Влеммиду особым организмом, где царь — глава, а подданные — члены. Чтобы организм был здоров и крепок, его члены должны содействовать главе, а глава — заботиться о их процветании. Первая задача государя — упорядочить свое собственное поведение, ибо иначе он не сможет управлять подданными. Благочестие и высокая нравственность — вот первые требования, которые предъявляет Влеммид к василевсу. Царь должен быть целомудренным, смиренным, кротким, щедрым, правдивым, ему надлежит избегать распутства, гордости, высокомерия, гнева, скупости, лжи. Особенно настаивает Влеммид на том, чтобы император не становился рабом чувственных удовольствий, а оставался добрым семьянином. И хотя в духе византийской риторики писатель избегает современных примеров и ссылается на античный исторический опыт, на целомудрие Александра Македонского и на гнусные страсти изнеженного Сарданапала, трудно отделаться от мысли, что похождения Андроника Комнина в какой-то мере повлияли на формирование суждений Влеммида о святости семейных отношений. Подробно останавливается Влеммид и на проблеме царской собственности. Царь, утверждает он, не имеет собственности, — и это говорилось в византийских условиях, где василевс, если не юридически, то во всяком случае фактически, распоряжался всем имуществом подданных и имел право конфискации (без суда) любых земельных владений частных лиц церкви и монастырей! Согласно Влеммиду, царь лишь распоряжается тем, что в качестве дани передают ему подданные, и он обязан тратить это для их же блага. Царь должен стать выше суетной славы, удалить от подножия трона презренных льстецов, выдающих себя за истинных друзей. Льстецы вечно ждут от монарха подачки и готовы выклевать у царя самое око его души. Не следует царю бояться мудрых советов, хотя они, подобно лекарству, горьки на вкус, — ведь, словно лекарство, мудрые советы удаляют из организма все вредное и восстанавливают утраченные силы.

Вглядимся в эти принципы, изложенные Влеммидом. Не станем искать в них особенной оригинальности, — в основе его «Царской статуи» лежат античные идеалы, преломленные, разумеется, через живой византийский опыт. Античность оставила огромный запас готовых формулировок, которые в общем и целом подходили к требованиям современников Влеммида. Важно, однако, не только приспособление античных критериев к византийским условиям. Может быть, еще важнее одно обстоятельство — отсутствие в «Царской статуе» существеннейшего политического принципа, отсутствие, по всей вероятности, далеко не случайное.

Как трактуется Влеммидом вопрос об ответственности монарха? Василевс ромеев несет лишь нравственную ответственность за свои поступки. Если царь лжив, скуп, развратен, если царь внимателен к льстецам и пренебрегает советами мудрых, он подлежит моральному осуждению и, возможно, когда-то в конечном счете божественному гневу (но нельзя забывать, что пути Божества неисповедимы). Ответственности царя перед обществом или его представителями, перед какой-либо, пусть даже самой аристократической, общественной группировкой или политической организацией византийский мыслитель не допускает. Нравственный царь или беспощадный тиран, все равно самодержец и василевс ромеев свободен в отправлении своей воли.

Влеммид останавливается и на конкретных чертах императорской деятельности. Государь должен заботиться прежде всего о создании надежной армии и чиновничества. Влеммид настаивает на формировании профессионального, тренированного войска: к чему нам ловкая игра в мяч, искусство подбрасывать его то левой, то правой рукой — ромеям нужно овладеть навыками верховой езды, умением метать копье и сражаться мечом. Чиновники и судьи, продолжает Влеммид, должны быть справедливы, умны и чужды корыстолюбия. Нельзя назначать на государственные посты глупцов и воров — но в печальной действительности, жалуется Влеммид, умными и честными пренебрегают, а светские и духовные должности раздаются невежественным и лукавым.

Жалобы писателя вполне традиционны: они раздавались задолго до его рождения. И опять-таки, не будучи оригинальными, они как нельзя более точно отвечали состоянию дел в Византийской империи. Чины и титулы здесь продавались, и не меньше продажи должностей сказывался на составе чиновничества фаворитизм — назначение по прихоти императора или вельмож, независимо от реальных заслуг и подготовленности. Взяточничество стало бытовым явлением: дело доходило до того, что видный сановник выносил на рынок рыбу, которую получал от благодарных просителей, а начальник тюрьмы отпускал по ночам арестантов, которые затем делились с ним наворованным. Но если такие действия вызывали замешательство даже у видавших виды подданных константинопольского императора, то система оплаты судейских тяжущимися сторонами была юридически признанной нормой. Проезд видного чиновника по провинции превращался в настоящее бедствие: он пользовался правом постоя и мог выбирать лучший дом для размещения вместе со своей свитой и слугами; ему полагались лошади и мулы; его кормили и поили. Недаром землевладельцы больше страшились наездов податных сборщиков, нежели самой уплаты налогов.