Альберт Аспидов - Петербургские арабески

«7 сентября на рассвете по Выборгскому шоссе, между станциями Парголово и Левашово, произошел поединок на пистолетах между состоящим по гвардейской пехоте поручиком князем Шаховским и прапорщиком лейб-гвардии Преображенского полка С-м. Противники, каждый с двумя секундантами, прибыли на место поединка в глухую ночь. Как только рассвело, противники стали у барьеров и, по команде одного из секундантов, последовали одновременно два выстрела: прапорщик С-н, раненный в грудь, пал мертвым, поручику князю Ш. пуля попала в пах…»

Перелистывая пожелтевшие листы газет позапрошлого века, мы можем узнать и о подробностях тогдашней сенсации — «великосветской дуэли», — и о некоторых обстоятельствах в биографии ее участников.

Прапорщик С-н — это 22-летний Михаил Аркадьевич Столыпин, старший брат Петра Столыпина, тогда еще студента 1-го курса Петербургского университета. В 1877 году 17-летний Михаил пошел рядовым добровольцем на войну за освобождение славян, дослужился в боях до унтер-офицерского чина и был награжден Георгиевским крестом и серебряной медалью. После войны вольноопределяющийся Столыпин сдал экзамены за курс военного училища и был принят офицерами лейб-гвардии Преображенского полка в свою полковую семью. Ссора между однополчанами Столыпиным и Шаховским произошла в июле в известном в то время ресторане «А lа Cascade», пользовавшемся репутацией «колыбели разных столкновений между золотой молодежью». Столыпин вступился за честь своей невесты. Последовавшее затем собрание офицеров потребовало от поручика Шаховского выйти из полка. Столыпин был отправлен в отпуск, который он провел на водах в Карлсбаде. По возвращении его ожидала свадьба, но еще раньше — вызов на смертельный поединок.

Оба противника отлично стреляли. Оружием были нарезные пистолеты. Между барьерами была отмерена дистанция десять шагов…

На месте дуэли Столыпин снял сюртук, смеясь, и говорил, шутя, своему секунданту: «Прапорщик Н., обыщите меня, если я буду убит, часы мои отдать брату Петру», — прибавил он. Столыпин целил в ногу, а Шаховской — в сердце своего противника. Оба попали…

М.А. Столыпин был наследником богатого майората князя Горчакова (его мать — урожденная княжна Горчакова).

Не так часто можно увидеть образ тех, кто был запечатлен художниками-фотографами еще во время становления «светописи», при ее первых шагах. Но нашим поискам сопутствовала удача: в архиве сохранились фотографические карточки, представляющие М.А. Столыпина таким, каким он был при жизни.

На первой он совсем еще юный, в мундире вольноопределяющегося (несколько помятом). Пробивающиеся усы и бородка на лице, еще сохраняющем округленность черт и мягкую удивленность во взгляде. Грудь украшают боевые награды, и рядом с ними, у отворота мундира, — цепочка часов.

Последняя фотография сделана в Вене, очевидно, перед возвращением в Петербург — навстречу судьбе. Он снят во весь рост в модном штатском одеянии, в свободной позе, но выправка, сапоги, полоска аккуратных гвардейских усов говорят о принадлежности к гвардейскому сословию. Смелый взгляд, похудевшее лицо и цепочка часов, переброшенная от одной стороны груди к другой. Очевидно, что Михаил Столыпин дорожил своими часами, наверно, не купленными, а подаренными ему по какому-то случаю.

Завещанные на месте дуэли часы имели значение не только памятное. Вместе с ними он передал брату-студенту, которому предстояло жить и в следующем, XX веке, свою любимую, невесту Ольгу Нейдгарт. Через два года П.А. Столыпин женится на ней, несмотря на отказ в разрешении на этот брак университетского начальства. У них будет счастливая семья, шесть детей. Часы, мерно стучавшие в жилетном кармане у сердца, были связаны и с другим заветом — следовать всегда по пути чести, вооружившись при этом смелостью.

Похоронен П.А. Столыпин был на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, неподалеку от южной стены Никольской кладбищенской церкви. Расходы по похоронам и по сооружению здесь памятника взяли на себя преображенцы.

Памятник, составленный из блоков красного и полированного черного гранита, напоминал тот, что поставлен в Тарханах над могилой Михаила Юрьевича Лермонтова — троюродного брата Михаила Столыпина.

Семь лет спустя рядом была похоронена и его мать — Наталья Михайловна Столыпина. Ее беломраморное надгробие не сохранилось. А у памятника М.А. Столыпину утрачены лишь венчавшие его «малые формы» (очевидно, печальная урна с крестом). Наверно, массивность памятника была причиной того, что он пережил время ликвидации многих «бесхозных» памятных сооружений на этом некогда богатейшем кладбище.

А скорее всего, памятник сберегала высеченная на черном камне надпись, загадочная, полная глубокого смысла, указывающая на необычную жизнь и необычную кончину покоящегося под ним совсем молодого человека: «Больше сея любве никто не имать, да кто душу свою положит за други своя».

Мы здесь лишь несколько приподняли завесу над этой загадкой минувшего — и за ней увидели жизнь, к которой вполне справедливо была отнесена эта евангельская заповедь.

На Песочной улице, рядом с Ботаническим садом, есть дом с характерным полукруглым торцом, обращенным в сторону Большой Невки.

Полукружье это образовалось не случайно. Оно было назначено архитектором для того, чтобы обойти попадающий под пятно застройки памятник. В результате чего образовалась небольшая площадь, в центре которой и оказалось необычное памятное сооружение, дошедшее до нас от начала минувшего века. Это — массивный четырехгранный гранитный обелиск. Рядом с современным шестиэтажным блочным зданием он теряется, кажется случайно здесь оказавшимся и совсем не представляется необычным.

И все же этот памятник действительно необычен — по своему происхождению и судьбе.

Он возник в самый разгар первой русской революции и был поставлен на месте разрушенного взрывом дома П.А. Столыпина в память многих людей, погибших здесь в результате террористического акта.

Такое тогда было странное время, «время революционных потрясений»: «передовое общество» не скорбело тогда о жертвах кровавых акций, а аплодировало тем, кто их осуществлял «во имя освобождения от самодержавия, тирании, угнетения». А вот тут, на окраине Петербурга, произошло необычное для тогдашнего состояния умов явление. Здесь, благодаря заботам П.А. Столыпина, был поставлен памятник невинным жертвам так называемого «освободительного движения»… Помимо всего прочего и как знак приоритета нравственных ценностей над политическими. Преступление оказалось настолько вопиющим, что с этого момента обозначилось моральное поражение тогдашних буревестников революции.