Альберт Аспидов - Петербургские арабески

Бывший русский военный атташе в Париже граф Игнатьев вспоминал о своей беседе с японским коллегой, состоявшейся уже после окончания войны. Последний сказал: «Не скрою, что мы не ожидали такого затяжного характера войны. Еще меньше мы могли предвидеть, что, сохранив армию, вы сумеете довести ее численность к концу войны до миллиона людей…»

Подобно Наполеону в Москве, с марта 1905 года японцы стали искать мира. Посредником просили стать американского президента. 25 мая 1905 года, в день рождения императрицы Александры Федоровны, в царскосельский дворец прибыл американский посол Мейер с мирными предложениями. А в августе в курортном городке Портсмут, на атлантическом побережье США, открылась мирная конференция. В секретных инструкциях, привезенных японцами в Портсмут, Сахалин не значился в числе требований абсолютно обязательных. Так что приобретение половины этого острова для японской стороны было победой скорее дипломатического плана, чем военного. Николаю II следовало настоять на своей инструкции Витте «не отдавать ни пяди русской земли»…

Куропаткин писал об этом времени: «С глубоким уважением к делам армии воспоминаю, с какой горестью была встречена всеми чинами весть о мире. Биваки войск как бы вымерли. У всех, от мала до велика, была одна тяжелая мысль: война кончена ранее достижения победы над врагом». Сыпингаю не довелось получить Тарутинского (1812 года) продолжения. За первым этапом намеченного плана ведения кампании не последовал второй.

Закончилась война, солдаты на прощальном смотре-параде прокричали Куропаткину многократное и громогласное «ура!». В армии Куропаткина любили. Каким видели своего генерала на позициях солдаты в минувшей войне? По воспоминаниям: «В сером кителе, на белом коне. От его сутуловатой фигуры веяло спокойствием. Думалось: этот человек хорошо рассчитал свою игру и уверен в успехе. Куропаткин являлся перед войсками неизменно спокойный, всегда хладнокровный».

В Петербурге Алексей Николаевич был определен в Государственный совет. Большую часть времени он теперь жил в имении Шешурино Холмского уезда Псковской губернии, в окружении книг своей огромной библиотеки. Часть книг он выделил для народной библиотеки, созданной им в селе, и был в ней библиотекарем. Много писал. Построил и опекал сельскохозяйственную школу, преподавал в ней. Попечением генерала была устроена здесь и больница.

Когда вновь разразилась война, Куропаткин, будучи далеко не в призывном возрасте, настойчиво просил определить его в действующую армию. Был командиром Гренадерского корпуса, а затем командующим Северным фронтом. В связи с волнениями в Туркестане в июле 1916 года вновь оказался в знакомых с начала службы местах — стал туркестанским генерал-губернатором и командующим войсками Туркестанского военного округа. А после февраля 1917 года работал в Александровском комитете о раненых, вернулся в свое Шешурино. Наступившие годы больших потрясений принесли и большие утраты. В 1919 году по делу «Петроградского национального центра» был расстрелян сын Алексея Николаевича.

Куропаткина в родном селе любили. Поместье его, библиотеку и дом не спалили и барина своего крестьяне не выгнали. Советовались с ним, обстоятельства вокруг складывались не простые. Кругом были банды «зеленых», которые заставляли присоединиться к своему «восстанию». Генерал посоветовал мужикам сдать оружие, а самим вступить в Красную армию. Совет этот крестьяне приняли, а своему генералу были благодарны за разумность его. Наверное, это не понравилось руководителям банд, и у генерала возникли крупные неприятности… Власти даже выдали Куропаткину для самозащиты наган за № 34078. Мы видели в начале нашего рассказа, что в своеобразной интерпретации эта история дошла и до Москвы…

Однако слухи о смерти «бывшего начальника штаба Скобелева» оказались преувеличены. Алексей Николаевич мирно отошел в мир иной, лишь через год после того, как началась публикация его дневников. Гроб с его бренными останками крестьяне несли на своих плечах (как прежде своей барыни, матери генерала). Несли до церкви, где его отпевали, а затем на старое деревенское кладбище…

Могила долгое время была заброшена. Восстановили ее в 1964 году. Сделали это по велению своего сердца выпускники сельскохозяйственной школы. На памятнике написали: «Куропаткин Алексей Николаевич. 1848–1925. Основатель сельскохозяйственной Наговской школы. Высокая честь любить землю и уметь научно трудиться на ней». Последние слова, наверное, из сказанного Алексеем Николаевичем на уроках и запомнившегося.

Много разного мусора за минувшие годы было нанесено на его могилу, поросшую травой забвения. Но, как мы видим сегодня, ветер истории развеивает его.

Информационное оружие», «информационная война». Можно подумать, что эти понятия распространились лишь в наше время. Но вот история, рассказывающая о том, как эффективно умели пользоваться этим оружием уже в начале XX века…

Конечно, капитан 2 ранга Императорского германского флота Хабенихт всю жизнь сожалел о своей оплошности, из-за которой вверенный ему крейсер погиб у русских берегов. Но вряд ли он догадывался о том, что допустил в те часы оплошность еще более серьезную — роковую для его страны.

Оплошность эта благодаря смекалке российского адмирала и профессионализму российских водолазов решила судьбу морского противостояния Германии и союзников.

С июля 1914 года, когда ясно обозначилась угроза войны с Германией, командующий Балтийским флотом адмирал Н.О. Эссен принял все меры предосторожности. У входа в Финский залив стали нести дозорную службу крейсера и миноносцы. Тревожное ожидание поддерживали подозрительные дымы от многих кораблей, видные с маяков у входа в Финский залив.

Дымила немецкая эскадра контр-адмирала Мишке (Беринга). С началом войны она попыталась проникнуть в Финский залив — в тумане, опустившемся к вечеру 25 августа над морем. В попытке участвовал и новейший крейсер «Магдебург», командиром которого был капитан Хабенихт. Далеко уйти, однако, крейсеру не удалось: в условиях плохой видимости он налетел на камни…

Ночью с маяка на острове Оденсхольм заметили корабль, с которого доносились шумы и выкрики на немецком языке. Командующему флотом было немедленно доложено о случившемся. Николай Оттович послал к месту происшествия два крейсера — «Богатырь» и «Паллада», — а также дивизион эскадренных миноносцев. Появление русских кораблей сорвало попытку немецкого эсминца V-26 стащить крейсер с камней. Завязался бой, и подбитый V-26 скрылся в утреннем тумане.

Хабенихт решил взорвать крейсер и сдаться в плен. Секретные документы были спешно выброшены за борт, а затем последовал взрыв. С полузатонувшего «Магдебурга» были сняты его командир, два офицера и 54 матроса. Корреспондент военной газеты «Русский инвалид» сообщил тогда о поразивших его воображение девятихвостных плетях, обнаруженных в офицерских каютах крейсера. Достаточно потрепанных, со следами использования их по назначению — для поддержания дисциплины.