Павел Рейфман - Из истории русской, советской и постсоветской цензуры

Все подобные изменения рождали надежды, как оказалось позднее, не оправданные. Беда многих писателей заключалась в том, что они потеряли осторожность, восприняли признаки «оттепели», доклад Хрущева на XX съезде партии о культе личности Сталина и т. п. как отрицание прежней системы, возможность говорить правду. Свое отношение к существующему они посчитали соответствующим новой партийной линии. И в русле такого понимания они создавали свои произведения, которые, как и в прежние времена, вызывали неодобрение властей, цензурные запреты, «проработку» авторов («1941, 22 июня» Некрича, «Теркин на том свете» Твардовского, «Жизнь и судьба» Вас. Гроссмана, «Доктор Живаго» Пастернака).

А власть цензуру отменять и даже облегчать вовсе не собиралась. Да и вообще оттепель оказалась понятием весьма относительным. В свое время Чернышевский писал о подобных явлениях в романе «Пролог»: «Весь образованный Петербург восхищался началoм своей весны. Вот уже третий день погода стояла не очень холодная, не совсем пасмурная; иной час даже казалось, будто хочет проясниться. Как же не восхищался бы образованный Петербург? Он был прав, если судить его чувство по петербургским понятиям о весне. Но, восхищаясь весною, он продолжал жить по-зимнему, за двойными рамами. И в этом он был прав». Многие же советские писатели в хрущевское время поверили, что и на самом деле наступает весна. И сразу же были наказаны за эту веру. Власти проводят ряд довольно суровых цензурных мероприятий, подтверждая, что многие партийные идеологические постановления сталинского периода продолжают действовать. В частности о журналах «Звезда» и «Ленинград». 5 мая 54 г. в Ленинграде состоялась встреча делегации английских студентов с группой советских писателей. О встрече сообщалось в особой Записке Ленинградского обкома от 27 мая. Беседа продолжалась 3.5 часа. Студенты задавали вопросы, «носившие провокационный характер». Например: «почему не издают Достоевского?» На все вопросы «даны четкие и правильные ответы». В частности, студентам показали том Достоевского, изданный недавно в СССР.

По просьбе студентов на встречу пригласили Зощенко и Ахматову. Зощенко недавно, 23июня 53 г., заново приняли в Союз писателей, не восстановили, а именно приняли. Видимо, надеялись, что он усвоил данный ему «урок» и будет вести себя «как надо». Зощенко же, вероятно, в какой-то степени верил, что после смерти Сталина обстановка начинает меняться. Ахматова же таких иллюзий не имела. Им задали вопрос об отношении к постановлению августа 46 г. Ахматова лаконично ответила, что постановление правильное, как и критика в ее адрес: «Так я поняла раньше. Понимаю и теперь». Зощенко попытался объясниться. Он говорил, что с критикой Жданова был не согласный, о чем писал Сталину; «потом путано объяснял, почему не согласен»; говорил о том, что ныне вновь стоит вопрос о сатире: она нужна, но ею следует «пользоваться осторожно». И добавил: буду вновь писать, как велит мне совесть. В Записке отмечается: Зощенко аплодировали, Ахматовой — нет. На вопрос одного из писателей: «почему?» студенты ответили, что сказанное Ахматовой неприемлемо для них и им не импонирует. В записке идет речь и о партийном собрании Ленинградских писателей, которое осудило выступление Зощенко. Сообщалось, что организаторы встречи отнеслись к подготовке ее безответственно, что она не была согласована с обкомом партии и что даны установки установить более строгий контроль за встречами с иностранными делегациями. Сам Зощенко позднее оправдывался: я не мог сказать, что я трус, пройдоха; я дважды воевал на фронте, у меня 5 боевых орденов, я добровольцем вступил в Красную армию. Оправдания были тщетны. Хрущев взбеленился. Новый раунд проработок и ругани писателя. На партийном собрании ленинградских литераторов выступление Зощенко названо антипатриотическим. Принято решение: «Факты последнего времени свидетельствуют, что М. Зощенко скрывал свое истинное отношение к этому постановлению и продолжает отстаивать свою гнилую позицию» (Гром579). Зощенко тяжело переживал происходящее, «почти перестал есть, боялся, что его отравят, ходил с палочкой, сгорбленный, худой, изможденный, еле-еле перебирая ногами, „с потухшими глазами, со страдальческим выражением лица, отрезанный от всего мира, растоптанный…Теперь это труп, заключенный в гроб“ (Гром580, ссылка на дневник К. Чуковского). Всё же дотянул до 58 г. (умер 22 июля). После смерти нашли более 150 его произведений, не входивших в сборники. Часть из них вообще никогда не печаталась. Не добили при Сталине, добили при Хрущеве. По словам писателя Л. Пантелеева, „гражданскую панихиду провели на рысях“. Такова она — хрущевская оттепель .

Но это о прошедшем, о событиях, начавшихся при Сталине… А было и о современном. Прежде всего о „Новом мире“ Твардовского, об его поэме „Теркин на том свете“. Написана поэма как раз под влиянием надежд на Хрущева, на то, что при нем можно говорить правду. Но не тут-то было. В самом начале правления Хрущева (ведь он укрепился во власти не сразу после смерти Сталина), 23 июля 54 г., под грифом „Совершенно секретно“ выходит постановление Секретариата ЦК КПСС „Об ошибках журнала „Новый мир“ (т.т. Шаталин, Поспелов, Хрущев)“, с шестью приложениями. ЦК отмечает, что редакция „Нового мира“„допустила в своей работе серьезные политические ошибки“; в журнале опубликован ряд статей, „содержащих неправильные и вредные тенденции“ (В. Померанцева, М. Лифшица, Ф. Абрамова, М. Щеглова). Но главная суть — в Твардовском. В постановлении указывается, что он и его заместители готовили к опубликованию поэму „Теркин на том свете“, «в которой содержатся клеветнические выпады против советского общества»; в журнале «наметилась линия, противоречащая указаниям партии в области литературы».

Попутно критикуется и руководство Союза писателей, которое по сути не занималось вопросами идейного направления журнала «Новый мир». Здесь же высказываются общие требования, ставящиеся партией перед литературой: «Союз советских писателей призван систематически и своевременно бороться с отклонениями от принципов социалистического реализма, с попытками увести советскую литературу в сторону от жизни и борьбы советского народа, от актуальных вопросов политики партии и советского государства, бороться с попытками культивировать упадочные настроения, давать отпор тенденциям огульного, нигилистического охаивания всего положительного, что сделано советской литературой». В постановлении содержится призыв к писателям-коммунистам бороться за новый подъем советской литературы, за линию партии в литературе, особенно перед предстоящим Вторым Всесоюзным съездом советских писателей. И резолюция: ЦК КПСС постановил: «1. Осудить неправильную линию журнала „Новый мир“<���…> а также идейно-порочную и политически вредную поэму А. Твардовского ''Теркин на том свете''. 2.Освободить т. Твардовского А. Т. от обязанностей главного редактора журнала ''Новый мир'' и утвердить главным редактором этого журнала т. Симонова К. М… 3. Рекомендовать президиуму Союза советских писателей СССР обсудить ошибки журнала „Новый мир“ и принять развернутое решение по данному вопросу» (Бох 106-8, 608). Твардовский был назначен редактором «Нового мира» в последние годы правления Сталина. Он сменил К. Симонова в 50-м году. А в 54-м г., во время хрущевской «оттепели», его сменили.