Александр Иессен - Греческая колонизация Северного Причерноморья

Все, что мы знаем теперь об этом обществе, заставляет видеть в кочевниках и в оседлых или полуоседлых земледельцах и скотоводах наших степей, лесостепей и предгорий Кавказа, начиная с VII–VI вв. до х. э., типичных представителей высшей ступени варварства. Мы не имеем никаких данных, которые позволяли бы уже в это раннее время говорить о наличии здесь государства. Поэтому совершенно неправильно говорить о «великом скифском царстве», о «скифской государственности», а тем более о предшествующей ей «киммерийской державе», как это неоднократно делали многие авторы, а особенно упорно и настойчиво Ростовцев [51] 51 Cр., например: М. И. Ростовцев, Эллинство и иранство, 1918, стр. 35 слл; его же, Скифия и Боспор, Л., 1925, стр. 4 и 22; Rostovtsеv, South Russia etc., 1921, стр. 211–213; Rostovtzeff, Iranians and Greeks etc., 1922 стр. 8–9, 12–13, 37–38, 41–44. Критику этих взглядов см: В. И. Равдоникас, Пещерные города Крыма и готская проблема в связи со стадиальным развитием северного Причерноморья, ИГАИМК, XII, вып. 1–8 (Готский сборник), 1932, стр. 48–49 и 65. . Ростовцев полагал, что именно образование прочного государства на северном побережье Черного моря позволило быстро развиться греческим городам, которые были поставлены в зависимость от скифского государства. Это последнее вело с греками торговлю товарами, получаемыми от покоренных оседлых племен в виде дани.

Сейчас мы знаем, что ход исторического развития был иным и что греческие колонии возникли и развились много раньше, чем возникло государство у племен северного Причерноморья.

Для нас важно отметить, что переход степняков на более высокую ступень развития создает совершенно новые возможности и для дальнейшего роста и расширения торговли. Эти возможности в основном определяются двумя чертами нового хозяйственного уклада, формирующегося в степях.

Во-первых, все более обособляющаяся и усиливающаяся прослойка племенной знати систематически предъявляет спрос на предметы роскоши, как, например, художественные изделия, предметы из драгоценных металлов, парадное оружие, стремясь и чисто внешне в своем быту выделиться из среды рядовых своих соплеменников. В предшествующее время подобный спрос находился в зачаточном состоянии.

Во-вторых, та же самая племенная знать с развитием новых отношений получает в лице военнопленных — рабов в свои руки товар, могущий служить эквивалентом при меновой безденежной торговле, наряду со скотом и продуктами животноводства. Нет сомнения, что в конкретных исторических условиях VII–VI вв. до x. э. скорее всего именно возможность приобрести рабов могла привлечь иноземных торговцев с юга в страны северного Причерноморья [52] 52 В этой связи интересно вспомнить, что Дарий, по сообщению Ктесия (PERSIKA, 16; Латышев, Изв., I, стр. 354) посылал специальную морскую экспедицию каппадокийского сатрапа Ариарамна на 30 пятидесятивесельных судах в Скифию для захвата рабов. . В предшествующее же время местные племена не могли систематически поставлять рабов, так как самый институт рабства, при ничтожном значении военных столкновений, не мог здесь еще получить сколько-нибудь заметного развития.

Только учитывая охарактеризованный переход степняков на высшую ступень варварства, мы поймем исторические события VII в., сыгравшие такую большую роль в жизни переднеазиатских стран, события, выразившиеся в киммерийском, а затем в скифском погроме, ярко и красочно описанных в клинописных источниках и в Библии.

Вспомним, что киммерийцы впервые упоминаются в ассирийских источниках еще во 2-й половине VIII (в. под именем «гимирри» и локализуются к северу от Урарту, т. е. в Закавказье. Несколько позже они передвигаются на юг, нападают на подвластные Ассирии области, а затем ассирийцами, призывающими на помощь себе скифов («ашкузай»), оттеснивших киммерийцев на юг, вытесняются на запад, в Малую Азию. Здесь киммерийцы на довольно долгое время подчиняют себе Лидию, Синоп и некоторые другие районы, но терпят поражение в Киликии.

Скифы, в свою очередь, проникли в Переднюю Азию, по ассирийским источникам, с севера, из Закавказья, через владения Урарту. После вытеснения киммерийцев на запад, конные орды скифов, отчасти, по-видимому, в союзе с Ассирией, проникают далеко на юго-запад, до Палестины и границ Египта (около 625 г.) [53] 53 Находки „скифских" наконечников стрел из бронзы во многих местностях Передней Азии являются археологическим подтверждением этих событий. См. Б. Б. Пиотровский, Скифы и Закавказье» Труды Отдела Востока Гос. Эрмитажа, III, 1940, стр. 76–79. Особенно яркую картину осады кочевниками — „скифами" рисуют последние раскопки урартской крепости в Кармир-Блур около Еревана: Б. Б. Пиотровский, История и культура Урарту, Ереван, 1944, стр. 187–188. . Во время осады Ниневии мидийцами (612 г. до х. э.) они приходят в столкновение с последними и, по видимому, совершают набег на Мидию. В конце концов — в начале VI в. до х. э. — скифы в Передней Азии уничтожаются мидийцами и только название местности Сакасене в Каппадокии еще в течение долгих столетий напоминает об их пребывании здесь.

В дальнейшем инициатива в борьбе с кочевниками полностью переходит в руки консолидировавшегося в великом ахеменидском государстве древневосточного мира, о чем свидетельствуют последний поход Кира против массагетов в Средней Азии (529 г. до х. э.) и поход Дария I через Фракию в степи правобережной Украины против скифов (около 513 г. до х. э.)

Совершенно несомненно, что в походах киммерийцев и скифов в страны Древнего Востока, мы имеем перед собой одно из ярчайших проявлений завершившегося перехода степняков-скотоводов на высшую ступень варварства, связанного с переходом к кочевой системе хозяйства. Несомненно, что с этого момента в историческом развитии степных племен возникают и технические возможности и экономическая необходимость, в целях прокормления стад, значительных передвижений в относительно широких территориальных пределах. Ранее неизвестные, не вызывавшиеся тогда никакими социальными или экономическими причинами, эти передвижения сейчас приводят к борьбе за пастбища, к грабежу стад соседних племен, к развитию чисто военных захватнических походов и войн. Набеги киммерийцев и скифов на юг, в пределы развитых культурных стран Древнего Востока, несомненно, не были единственными такими походами. Подобные же походы безусловно имели место и в пределах самой степной полосы, где относительно спокойное развитие оседлых племен на два с лишним тысячелетия сменяется бурными событиями кочевнического периода. И эти, нам конкретно-исторически неизвестные, события в степях и переднеазиатские походы киммерийцев и скифов явились, таким образом, закономерным результатом местного исторического процесса в степях Восточной Европы и Азии. Походы на юг представляют собой только отдельные эпизоды этого процесса, отдельные волны происходивших в степях движений, наиболее далеко перехлестнувшие через границы степной полосы, благодаря этому попавшие в поле зрения древневосточной исторической традиции и потому известные нам более или менее подробно.