Борис Григорьев - Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке

Местом ссылки было выбрано консульство в городе Чифу

Сослуживцы немедленно отвернулись от Коростовца (sic!), проявляя солидарность с «маленьким самодержцем». Иван Яковлевич послал телеграмму матери в Петербург, чтобы она похлопотала о новом для него месте. Устроиться ссыльному дипломату в Чифу на первых порах помог сэр Роберт Харт, начальник морской таможни, бесплатно предоставив в его распоряжение пустующий шикарный коттедж таможенного комиссара [88] Англичане в Китайской империи занимали некоторые административные должности. . Поступив в формальное распоряжение вице-консула А. Н. Островерхова, Коростовец слегка успокоился, но развернуть свои способности на консульском поприще не успел. Начиналась Японо-китайская война, затронувшая также и Корею. Китайцы потерпели полное поражение, а корейский император укрылся в доме К. Вебера, русского посланника в Сеуле.

Эти события волей-неволей нарушили покой «маленького самодержца», и граф Кассини зашевелился. Как-то инстинктивно он почувствовал опасность и запросился из Китая в отпуск. Граф был настолько уверен в том, что никаких препятствий на этом пути не будет, что заранее прибыл в Чифу, чтобы быть поближе к пароходу, который должен был отвезти его в Европу. Вместо себя в Пекине Артур Павлович попросил поработать упомянутого выше К. Вебера. Новый временный хозяин Пекинской миссии встретился с Коростовцом в Чифу и приказал ему вернуться на прежнее место в Пекин.

Коростовец вместе с морским офицером Александром Боткиным (братом дипломата Петра Боткина и сыном известного лейб-медика Сергея Петровича Боткина) сел в джонку и поплыл в Пекин. Плыли не торопясь, потому что Боткину захотелось подробнее ознакомиться со страной. Когда они появились в миссии, выяснилось, что Вебера снова откомандировали в Сеул, а на «хозяйстве» по-прежнему сидел цин-чай Кассини — отпуск ему отменили. Пришлось «поворачивать оглобли обратно» и плыть снова в ссылку в Чифу

Со стороны это можно было принять за сцены из какой-нибудь комедии Гольдони, но самому Коростовцу тогда так не казалось. К счастью для ссыльного, скоро пришла телеграмма о новом назначении: Коростовец получил предписание, не заезжая в Петербург, немедленно отправляться в качестве временного поверенного в Бразилию. Граф Кассини, узнав об этом, решил подпортить Коростовцу настроение и приказал не выдавать ему проездных денег. Но Коростовец не расстроился и поехал на свои. Он готов был ехать куда угодно, лишь бы поскорее уехать из Китая. Аборигены встретили его комьями грязи, а начальник выпроводил его из страны проклятиями и мелкой местью.

Примерно год спустя на его место прибыл Ю. Я. Соловьёв.

В Шанхае Соловьёв решил отдохнуть после дороги, осмотреться и привести себя в надлежащий вид. Здесь его встретил внештатный или почётный консул Юлий Августович Рединг, мрачная личность из русских немцев, прозванная русскими моряками Сентябрём Октябревичем. Рединг, вопреки прозвищу, довольно тепло встретил молодого дипломата и сразу записал его в местный англо-американский клуб. Это было необходимым условием для всякого респектабельного европейца в Шанхае, и, кроме того, здесь можно было хорошо питаться.

В клубе, куда не допускались ни японцы, ни китайцы, дипломат встретил нескольких русских купцов, представлявших три московские фирмы, торговавшие чаем: «Молотков, Токмаков и К°», «Панов, Чирков и К°» и «Молчанов, Печатнов и К°». Один из представителей этих компаний появлялся в клубе в сопровождении англичанина-собутыльника, в обязанности которого входило выслушивать мнение купца об англичанах. Купец, нимало не стесняясь в выражениях, всячески поносил «паскудную английскую нацию», а заодно и их королеву, парламент с обеими палатами и, естественно, купцов, а англичанин всё это молча сносил и даже кисло улыбался.

В Пекин, где располагалась русская миссия, ехать не пришлось, поскольку граф Кассини выехал в город Чифу, ставшим местом летнего отдыха для всего пекинского дипкорпуса. Там объединённая эскадра из русских, французских и германских кораблей демонстрировала свою мощь Китаю и Японии после заключения Симоносекского договора [89] Симоносекский договор от 17 апреля 1895 года подвёл итоги Японо-китайской войны 1894–1895 годов и признал Корею самостоятельным государством. Китай уступил Японии Ляодунский полуостров, а также Пескадорские острова и Тайвань. Кроме того, Китай должен был выплачивать Японии контрибуцию в 200 миллионов лян (около 300 миллионов рублей по тогдашнему курсу). После вмешательства России, Франции и Германии, сосредоточивших в регионе свои флоты, Япония была вынуждена вернуть Китаю Ляодунский полуостров, заплатив контрибуцию в размере 30 миллионов лян. . В Чифу Соловьёв прибыл на скверном пароходике и в плохую погоду и остановился в скверной гостинице «Бич-отель», в котором единственным ценным предметом был стол, за которым китайский представитель Ли Хун-чжан поставил свою подпись под Симоносекским договором. Во время переговоров с японцами на Ли Хун-чжана было совершено покушение. Пуля, застрявшая под правым глазом, не была извлечена до самой его смерти.

Согласно этикету дипломат, представлявшийся своему начальству, должен был одеться в вицмундир (в 1906 году этот порядок был отменён, и вместо вицмундира можно было надевать визитку или пиджак). Поверх вицмундира дипломат накинул жёлтое пальто, а чтобы фалды вицмундира не выглядывали из-под пальто, он их заткнул в карманы брюк. Так поступали многие его коллеги.

«Маленький самодержец» граф Кассини «правил» в Пекине уже четвёртый год. При нём, как мы уже упоминали, была выдана концессия на строительство КВЖД, и он был не прочь намекнуть собеседникам, что сыграл в этом деле далеко не последнюю роль. Китайско-Восточная железная дорога делала захолустный Пекин довольно привлекательным местом для дипломатов. Кассини с годовым окладом в 45 тысяч рублей уже выплатил свои долги и изменил своё семейное положение: он женился на гувернантке своей тринадцатилетней племянницы. Каким образом ему удалось преодолеть запрет Святейшего синода, осталось загадкой — по всей видимости, помог император Николай. Во всяком случае, это было предметом живейшего обсуждения всей русской колонии. Коростовцу, разгадавшему планы госпожи Шелли, поучаствовать в этих обсуждениях уже не удалось — он в это время боролся с превратностями бразильского климата.

В отличие от язвительных и саркастических ноток, которыми окрашен рассказ Коростовца о графе Кассини, описание Соловьёва выдержано в более спокойных тонах. Наш «маленький самодержец» выглядел уже далеко не молодым мужчиной. Граф, по мнению Соловьёва, был дипломат горчаковской школы и говорил и писал исключительно на французском языке, хотя владел ещё немецким и английским. Языка представляемой им страны он старался тщательно избегать. За всё время пребывания в Пекине Соловьёв видел лишь один документ, написанный посланником по-русски. «По всем своим свойствам Кассини был своеобразным типом итальянского кондотьера, — пишет автор мемуаров. — С Россией он ничего общего не имел, но подобно целому ряду таких же, как и он, иностранцев на русской службе оказал русскому правительству немало услуг». Впрочем, граф был остроумным собеседником и хлебосольным хозяином и по сложившейся тогда традиции регулярно приглашал к себе домой своих подчинённых на обеды или завтраки [90] А. Кассини был потом послом в США и в Испании, а в 1909 году уволен на пенсию с единовременным пособием в размере 30 тысяч рублей на погашение долгов. Он жил со своей второй женой в Париже и умер там в разгар Первой мировой войны. В 1905 году граф пожелал встретиться со своим опальным секретарём Коростовцом, возвращавшимся из США после участия в русско-японских переговорах в Портсмуте. Описывая эту встречу в своём дневнике, И. Я. Коростовец ни словом не упоминает об общем их «китайском» прошлом. .