Алан Мурхед - Борьба за Дарданеллы

Сомнительно, чтобы на кого-нибудь это произвело впечатление, но к концу первой недели стало, по крайней мере, ясно, что армия вторжения не особенно-то продвинулась. На улицах установилось равнодушное спокойствие, и город стал привыкать к ожиданию, нищете и случайным шокам в ходе долгой кампании. Начали появляться старые, знакомые символы войны: призывники маршируют по улицам в поношенных полевых серых мундирах и пирамидальных шляпах; армейские коммюнике, вновь и вновь извещающие о вчерашней победе; свирепые газетные публикации; флаги и парады; шпиономания и новые вспышки ксенофобии на государственном уровне.

Снова национальные меньшинства, армяне и греки, ушли в подполье со своими мыслями и, если было возможно, с личной собственностью. Начальник полиции Бедри преследовал их изо всех сил, выдавая бесполезные квитанции на товары и вещи, которые он изымал из их магазинов и домов, и вымогая деньги просто тем, что держал людей в темнице до тех пор, пока не откупались сами. Однажды его люди провели облаву на городском рынке и унесли все коробки с игрушечными солдатиками под предлогом, что они были изготовлены во Франции.

Первые налеты на банки и магазины привели к нехватке угля и бензина. «Базар мертв, — писал в своем дневнике один из иностранных дипломатов. — Ничего не продается и не покупается». В то же время немцам удалось ввести цензуру на новости, поскольку они контролировали печать, поступавшую в страну из-за рубежа, и разрешали хождение лишь тех газет, которые придерживались линии, четко дружественной Германии.

А в остальном ритм жизни города не очень изменился, и путешественники, прибывавшие Восточным экспрессом, удивлялись, насколько нормальной оставалась здесь жизнь. По ночам работало освещение, «Пера-Палас-отель» был открыт, в ресторанах был большой выбор блюд, и, по крайней мере, для богачей война грохотала где-то вдали, невидимая и лишь чуть слышимая, как отдаленная летняя гроза, которая может затихнуть сама по себе. Даже обстрелы Босфора российским Черноморским флотом не вызвали большого переполоха, потому что это были кратковременные операции, к тому же скоро вообще прекратившиеся. В Международном клубе, где собирались иностранные дипломаты, часто можно было видеть Талаата, который безмятежно играл в покер и засиживался далеко за полночь, а Энвер продолжал демонстрировать свою уверенность. Он любил показывать своим посетителям свой самый последний трофей с Дарданелл: неразорвавшийся снаряд с «Куин Элизабет», установленный на византийской колонне в его дворцовом саду.

В течение этих недель Вангенхайм был властной фигурой в Константинополе. По вечерам он приходил в клуб — огромный, словоохотливый и уверенный в себе, а когда вокруг него собирались дипломаты, пересказывал последние новости из Потсдама: взято в плен еще 100 000 русских, прорыв французской линии обороны на Марне, еще один британский крейсер потоплен в Северном море. Было известно, что у него в посольстве есть радиостанция и он напрямую связан с Берлином, если не с самим кайзером.

Другие члены клуба не были в состоянии опровергнуть или проверить рассказы Вангенхайма, у них не было своих радиостанций, а турецким газетам верить было нельзя. Без ежедневных сводок новостей от Вангенхайма им приходилось прибегать к местным слухам. В этих слухах удивительным было не то, что они были циничными, занимательными и пустыми сами по себе, но и то, что они бывали близки к истине. Кто-то, например, утверждает, что его привратник, или повар, или дворецкий имеет надежную информацию о том, что итальянский посол заказал спальные места в Восточном экспрессе, а это наверняка твердый признак, что Италия скоро объявит войну. Или какая-нибудь запутанная история о том, что Энвер опять поссорился с Лиманом фон Сандерсом и вот-вот заменит его на фронте. Много было разговоров о мире: говорили, что немцы тайно обратились к России с предложением отдать Константинополь, если она выйдет из Антанты. У многих в мыслях была, естественно, Болгария с ее 600-тысячным войском и традиционной ненавистью к Турции. В иностранной колонии случился переполох, когда узнали, что болгарское правительство отозвало своих студентов из Роберт-колледжа, расположенного вне Константинополя. Утверждали, что этого не произошло бы, если бы Болгария тоже не собиралась вступить в войну. Но на чьей стороне? И когда? Или это был просто очередной ход в торговле своим нейтралитетом?

На такие вопросы Вангенхайм всегда был готов дать комментарий, уточнение или информацию. Он был как мальчик, у которого имелась шпаргалка со всеми ответами, и он говорил с показной искренностью, будто бы стремясь положить конец всяким сомнениям и домыслам.

С весенним теплом у него появилась привычка сидеть в глубине своего сада в Терапии, на Босфоре, на расстоянии кивка головой всем, кто проходил мимо. Ему нравилось останавливать знакомых, совершавших утренние прогулки, и делиться с ними интересными новостями из последних телеграмм. Скоро Моргентау заметил, что, когда дела Германии шли хорошо, посол обязательно сидел на своем привычном месте у садовой стены, но, когда новости были плохими, его было не отыскать. Однажды он сказал Вангенхайму, что тот напоминает запатентованные метеорологические устройства, оснащенные небольшой фигуркой, которая появляется в солнечную погоду и исчезает в дождливую. Вангенхайм искренне расхохотался.

И в самом деле, до середины мая у Германии не было причин опасаться за Турцию. В отличие от ослабления и раскола в правительстве, как это произошло в Англии, десант в Галлиполи сплотил младотурок и сделал их сильнее, чем когда-либо. В отличие от союзников, туркам не нужно было наступать на полуострове. Пока линия фронта удерживалась, вряд ли Болгария, Румыния или даже Греция выступят против них. Сама напряженность войны была полезна, она давала младотуркам право на реквизицию любой собственности, какая захочется, призывать все больше и больше народу в действующую армию, обрести более полный контроль над жизнью каждого. Сейчас в армии было свыше полумиллиона турок, и эта сила неуклонно становилась мощнее, поскольку угроза со стороны России исчезла. Уже в мае Турция стала отводить с Кавказа дивизии для укрепления фронта в Галлиполи. Германия также увеличила свой гарнизон в Константинополе и на полуострове. Использовались различные средства для контрабанды людей и вооружений через Болгарию и Румынию. Говорили, что однажды из Германии поездом был отправлен фиктивный цирк, и клоуны по приезде оказались сержантами, а багаж их был полон снарядов. Из Австрии прилетали самолеты «таубе», совершая по пути дозаправку в секретных местах. Скоро в Константинополе заработал под германским контролем еще один завод по производству боеприпасов, а орудия со старых турецких боевых кораблей демонтировались и отправлялись на фронт. Вангенхайм в своей роли местного кайзера в германском гарнизоне очень заботился о том, чтобы не подставлять «Гебен» под орудия британского флота в Дарданеллах, время от времени он выходил на охоту за русским флотом в Черное море, но большей частью стоял на якоре в Босфоре.